Грубое резкое лицо наливалось бурой кровью, пенные хлопья накипали в углах огромного жестокого рта.
— Родину нашу милую, славный город Городню, город городов, осиротили они. Жрали, будто не в себе, и опоганивали рожь нашу, и выводили в ней таких же детей греха, как сами. Именем церкви воинствующей, именем Бога и апостольского наместника его на земле, именем великой державы нашей и светлейшего короля Жигимонта — я обвиняю!
Голос его загремел под низкими сводами, как голос колокола в клетке звонницы.
— Я обвиняю это отродье в беготне ночью под полом, в пугании жён и... любовниц...
Лотр понял, что Комар немного заврался. Употребил с разгону после слова «жён» союз «и», не сообразил, что бы такое назвать ещё, и, по своему опыту зная, что «любовница» всё ж менее позорно, чем «дети», ляпнул «любовницу». И это в то время, когда детей имеет каждый житель города, а держать любовниц — дело непозволительное.
— ...прожорливости, смраде зловредном, разворовывании чужого зерна и другом. Я требую каразна!
Нет, «любовниц», кажется, никто не заметил. Наоборот. Комар так взбудоражил народ, такой он сейчас исключительно величественный, что любопытные отвечают криками, а пани истерическим визгом.
— Прожоры! Хищники! Вредители!
Второй глашатай выходит, чтобы прокричать народу, чего требовал фискал.
Лотр вспоминает все такие процессы. Что поделаешь, Богy подчиняются и животные, хоть их душа тонёхонькая, совсем прозрачная и не имеет пред собою вечности и бессмертия. Судили лет сто назад в Риме чёрного кота алхимика... как же его... ну, всё равно. Повесили. Судили вместе с хозяином, лекарем из Майнца Корнелиусом, его барана, в которого вселился демон. Судили лет пятьдесят назад во Франции Сулара и его свинью. Его сожгли, её зарыли в землю. Демону, врагу рода человеческого, нельзя потворствовать, даже если он находит себе пристанище в бессловесном существе. Судили уже и мышей, в Швейцарии. И козлов судили и жгли. Этих, чаще всего, за схожесть с чёртом.
И, однако, Лотр улыбается. Он не знает, о чём думали другие судьи, верили ли в вину свиньи Сулара и барана лекаря, но он, Лотр, не уверен, что зубами мышей действовал на этот раз дьявол. Он знает, что этот суд что-то наподобие пластыря, оттягивающего гной, либо пиявок, сосущих лишнюю кровь, чтобы она не бросилась в голову. Можно проявить и милосердие, каким знаменита Христова церковь.
И под удар молота Лотр встаёт. Утихает яростный крик.
