— Вот, я вижу, что вам стало интересней, — он дружелюбно прищурился. — Очень романтично, да… Так вот: те, кто находится в полудённых морях, напитываются их силой. Даже самые рациональные люди, сугубые материалисты это чувствуют. А теперь, Леточка, следите за руками — я окончательно перехожу в области лженауки.
Лета невольно улыбнулась, и Павел Григорьевич радостно заулыбался в ответ.
— Сила полудённых морей, — сказал он, — действует не только на тело, но и на психику. Само по себе это неудивительно, ведь психика тоже порождена физиологическими процессами. Итак, психика укрепляется, как укрепляется тело. Но за счёт чего? Наше мышление устроено очень сложно, подчас причудливо, и очень… нестройно. Несовершенно. В нём много защитных механизмов, компенсаторных механизмов, которые не только не защищают нас, но причиняют нам боль и вред… Леточка, извините, что-то я ушёл в дебри. Попробую проще. В наших головах много такого, что мешает нам жить счастливо.
Лета молча кивнула.
— Сила Полудённого Моря, — продолжил Павел Григорьевич, — укрепляет наиболее здоровые части психики. А то, что в ней есть болезненного или нестойкого — ослабляется и исчезает. Есть некоторые исследования по этому поводу за рубежом, но ничего толком не доказано…БАДы и косметика в этом смысле совершенно безопасны, потому что в них этой волшебной силы остаётся совсем немного. Но те люди, которые часто бывают на полудне… У них меняется характер.
— В каком смысле? — разлепила губы Лета.
— Сильные черты становятся сильнее, слабые — слабее, — Павел Григорьевич встал и разлил чай по стаканам. — Если человек от природы был жёстким и волевым, он станет настолько волевым и жёстким, что от него будут просто шарахаться. Был от природы спокойным — станет похож на робота. Был общительным и весёлым — станет вести себя как клоун. И посмотрите, Леточка, на меня, — он поставил стакан на стол и развёл руками. — Видите?
— Что?
Смутно Лета уже догадывалась, о чём он.
— Я был там больше тридцати раз, — сказал Павел Григорьевич. — Следующее плавание — тридцать второе. Я в юности, знаете ли, был увлечён наукой, а теперь… Думаете, я сам этого не вижу? Отлично вижу. Я похож на карикатурного учёного. Как из книжки, только живой. Я даже разговариваю не как нормальный человек. Вы же заметили.
Лета смущённо потупилась. Павел Григорьевич отмахнулся, посмеиваясь.
— Я сделал несколько важных открытий и собираюсь сделать по крайней мере ещё одно, — сказал он. — Я счастливый… учёный. Но если бы мне в юности кто-то рассказал обо всём этом и предложил выбор… Индекс Хирша вместо человеческой жизни. Не уверен, что я стал бы заниматься полудённой биологией. Совсем не уверен. Извините, Леточка, я не жаловаться вам собирался. Будем считать, что мы друг другу пожаловались и теперь в расчёте.
