Лично я не вижу в этих мыслях ничего предосудительного. Но в 1914-м их не могли ни принять, ни простить ему. «Я остался один, меня изгнали из этого запятнанного кровью сообщества». Остался один? Нет, не совсем. Кое-кто решился все же написать ему: Андре Жид, Стефан Цвейг, Роже Мартен дю Гар, Жюль Ромен[159], Альберт Эйнштейн, Бертран Рассел. Госпожа Мор-Ламблен[160] процитировала ему несколько строчек из письма Алена: «Хорошо бы передать Ромену Роллану, что Ален всей душой с ним и что тысячи бойцов согласны с им написанным. Как это прекрасно – видеть, что Ромен Роллан говорит подобные вещи, расставляя акценты там, где надо. Именно здесь распознаёшь, кто из мыслителей истинный…» Слово «здесь» означает «на фронте»: Ален пошел на войну добровольцем и служил в артиллерии.
Однако верных друзей можно было сосчитать по пальцам, тогда как свора врагов составляла легион. Когда-то Роллан разоблачил «ярмарку на площади» с ее шарлатанством – теперь она ему за это мстила. Даже вполне незлобивые писатели вроде Мориса Донне[161] не отказывались пнуть прокаженного. Статья называлась «Песнь Роллана»[162], и прочесть в ней можно было следующее: «Месье Ромен Роллан, который на своих крыльях так высоко вознесся над схваткой… Месье Ромен Роллан хранит свой Дюрандаль[163] для нового соломонова решения. Он разрубит ребенка пополам, отдав половину Германии, половину – Франции… Месье Ромен Роллан объявляет себя также сыном Бетховена, Лейбница и Гёте. Мы не можем разделить вашей гордой и подлой германофилии, пятнающей французский герб». Но это еще цветочки, были и другие, еще более несправедливые и обидные высказывания: «А отдаст ли господин Роллан свое сердце тем самым обворожительным немцам, которых он воспевает в их Неметчине?» – или: «Оставим этого бледного Пьеро от гуманитарной философии с его бессильной болтовней…»
Начиная с 1914 года Роллан опасался за Европу, предвидя те последствия, какие принесет ей мирное соглашение, построенное на ненависти. «Что оно способно принести, кроме жажды нового реванша? Позаботьтесь о том, чтобы будущий мир не обернулся угрозой новой войны. Позаботьтесь о том, чтобы возмещение ущерба не причинило нового, еще более тяжкого ущерба. Позаботьтесь о том, чтобы священные обязательства союзников не были забыты… и чтобы республиканская Франция, победив императора Германии, не утратила любви к свободе».
В 1918 году Роллан верил, что последнее слово будет за союзническими войсками, поддержанными Америкой. «Мне кажется, что никогда еще глупость всех глав государств и правительств всех европейских народов не проявлялась так явно… В течение четырех лет всем странам выпадал благоприятный случай, когда можно было бы с честью (если не с выгодой для себя) закончить войну, но все, сталкиваясь с таким счастливым случаем, впадали в безумие, с яростью его отбрасывая и лишая самих себя возможности избежать новых разрушений».
