Собрание сочинений в десяти томах. Том 9 | страница 90



Даша(распуская галстук). Я завяжу еще лучше. Хрустаков. И так было хорошо, ей-богу.

Даша. Все семь лет я мечтала о другом человеке. Ночью лежала рядом с тобой и разжигала себя думами о любви к кому-то, кого еще не знала, но хотела. Он казался мне совершенным. Я слышала твое дыхание и плакала от отчаяния.

Хрустаков. Подожди. Все это я замечал. Но к чему ты сейчас это говоришь? Ты фантазерка, это мне как раз и нравится, перчик такой, кайенский…

Даша. Когда Никита пришел к нам в дом, он был тот, о ком я мечтала. Подумай, жить рядом с ним три года, какая мука, какой грех…

Хрустаков. Мне Люба про что-то другое болтала…

Даша. Вот тут-то и наступает мой самый кошмар, грязь, мрак, ужас…

Хрустаков(задыхаясь). Дашенька, уволь. Вижу, ты хочешь очиститься, стать честной передо мной, а делаешь очень больно.

Пауза.

Я тебя, детка, и грязненькую люблю. Такая ты мне ближе. Сам-то я, думаешь, хорош? Помирать буду, ты ко мне приди, все расскажу. (Оглядывается на дом.) Вот какие были дела. (Сжав кулак, зажмурился, всхлипнул.) Даша, ты была мне женой, и на том спасибо.

Даша. Ну, не плачь. Дай я тебе рубашку поправлю. Вот так. Ты очень представителен в новом пиджаке.

Хрустаков. Я, знаешь, чересчур набегался. (Вынимает платок, из кармана вываливается карточка.) Вот, совсем забыл. Понимаешь, гостям по почте послано меню: раки бордолез, уха, седло баранье, салат писанли, котлеты дю-воляй, бомб глясэ, кофе и выпивка. А на обратной стороне стишки: «В день рождения жены гости все поражены». Нравится? Сам придумал.

Входит Табардин.

Не сшиби фонарь.

Табардин. Что?

Хрустаков. Пить будешь?

Табардин. У тебя, кажется, крепкие папиросы. Дай мне несколько штук.

Хрустаков(вынимает портсигар). Бери все. Никита, хороший ты все-таки человек, ей-богу. Дай-ка тебя обниму. (Трясет за плечи.) Друзья мы с тобой, друзья. Друг друга уж не выдадим, а?

Табардин(с трудом). Нет, мы не друзья, Семен.

Хрустаков. Так. Вот что я придумал: выпьем. (Наливает.)

Табардин. Да. Мне холодно.

Хрустаков. Кричат: июль, июль, а вечер, смотри, какой сырой.

Табардин. Семен, я уезжаю от вас навсегда…

Хрустаков. Понимаю. Нехорошо. Горько. Вообще… так как-то… Ты ее все-таки прости, овцу. Да ведь еще вернешься. Но задерживать не смею. Эх, грехи. Дашенька, выпей-ка и ты. Который годок-то стукнул? Двадцать семь? Старуха моя.

Чокаются.

Даша(берет бокал). За твое здоровье, Никита. Хрустаков. Да, за твое здоровье, Никита.

Слышен в глубине дома звонок.

Эге, идут. Ну, я побежал.