Конкордия. Мы сделались буржуями, собственниками дачи. На это могут быть только две точки зрения. Во-первых, приобретая собственность, я расписываюсь, как несостоятельный должник: для нас, идейных людей, всякая собственность есть жернов, надетый на шею. Когда мой сын купил эту дачу, перестроил по своему вкусу и назвал «Сезон», я написала моему другу, секретарю «Народного Колоса»: собираю чемоданы и бегу от детей, от пошлости, подыщи мне чердак. Да. Собственность я отрицаю безусловно.
Алпатов. Ну, как сказать… Вы все-таки немного резки в суждении.
Конкордия. А все-таки дача под Москвой — это культурно. Надо же немного быть европейцами, Чуточку культуры, — говорю я. Будь у нас в Москве хорошая мостовая, нас бы уважали больше в Европе. Даю руку на отсечение.
Алпатов. Я вас глубоко понимаю, добрейшая Конкордия Филипповна. Сорок семь лет я владею клочком земли, и до сих пор меня коробит от слова «помещик». Я строго запретил крестьянам называть себя барином. Когда я вижу крестьянскую спину, согнутую над сохой, вопрошающее лицо мужика, бедность и мрак нашей деревни, — я чувствую себя вечным преступником, злостным банкротом.
Конкордия. Друг мой, вы — хорошо говорите.
Алпатов. Покуда моя дочь Даша была ребенком, росла и развивалась в девушку, я еще мог повторять: «Ты делаешь незаметное, но нужное дело, ты вписываешь в чистой душе ребенка вечные истины добра и справедливости». И я мирился с положением помещика. Но теперь…
Конкордия. Эх, голубчик, мы все так или иначе у общественного пирога.
Алпатов. Но мы отклонились от главной темы. В основу воспитания моей дочери я положил метод рационального наблюдения над явлениями природы…
Конкордия. Понятно.
Они повертываются спинами и медленно идут в сад.
Даша(с качалки). Почему эта дача розовая?
Люба (с другой качалки). Даша.
Даша. Аюшки.
Люба. Как ты все-таки решилась?
Даша. Разговаривают, разговаривают с самого утра два эгоиста…
Люба. А что, если муж узнает?
Даша. Ну, узнает.
Люба. Костенька Заносский только на сцене хорош, уверяю тебя. А в жизни — фи. Дергается, некрасив, не выпускает папироски изо рта. И ведь вот поди ж ты, огромный успех у женщин. Все-таки в нем есть какая-то упоительная гнильца.
Даша. Люба, у тебя есть любовник?
Люба. Ты с ума сошла,
Даша. Я знаю, кто.
Люба. Ну, — кто?
Даша. Николай Белокопытов, художник.
Люба. Какая чушь. Ты — глупа.
Даша. Хорошо бы совсем поглупеть на этой даче… Ни один человек не объяснит, для чего вон там торчат стеклянные шары. В клумбе петуньи, крокет, и повсюду плетеная мебель. Как я ненавижу плетеную мебель.
