— Нет!
— Ты понимаешь, что случится, если ты проболтаешься, Манет? Мими продадут… или отправят на плантацию.
Или того хуже.
— Но я же ничего не сказала! — сказала Манет и заплакала, всхлипывая так горько, что я даже испугалась.
Когда я вернулась на веранду, дождь уже перестал. Мама и бабушка Санноа вышли попрощаться с преподобным Дроппитом. Я стояла в прихожей у парадной двери, сцепив перед собой руки, и ждала. Судя по всему, серая кобыла отца Дроппита заупрямилась: мальчишка-конюх выговаривал ей на языке чернокожих. Лошадь успокоилась, и вскоре послышался удаляющийся цокот копыт по камням.
На дорожке показалась мама под руку с бабушкой Санноа. Позади них, обнюхивая траву, ковыляли два мопса. Оба были совсем мокрые от дождя и походили на больших крыс. Бабушка Санноа что-то говорила маме. Потом мама подняла глаза и заметила меня.
Я затаила дыхание и выпрямилась.
— Если не ты, то я сама ей скажу, — сказала бабушка Санноа, опускаясь в кресло с сиденьем из волокон агавы. Один из мопсов вспрыгнул ей на колени, но она столкнула его.
Мама повернулась ко мне.
Я опустила голову. Может, стоит броситься к ее ногам? Разве не так в подобных случаях поступают раскаявшиеся грешники?
— Подумать только, ты заставила пойти с тобой маленькую Манет! — прошептала мама так тихо, что я едва могла расслышать.
— Давай я ей скажу, — предложила бабушка Санноа.
Мама глубоко вздохнула:
— Мими нам, конечно, придется…
— Нет! — Меня переполняло отчаяние. — Мими не имеет к этому никакого отношения. Я умоляла ее отвести меня, но она отказывалась. Я одна виновата… — Слова приходилось судорожно выталкивать из горла.
Мама сняла с шеи цепочку с большим серебряным крестом, взяла меня за ладони и вложила в них крест.
— Посмотри на меня, Роза, — сказала она.
Я посмотрела ей в глаза.
— Поклянись говорить правду.
— Мими не виновата. Это все я, моя вина, — прошептала я. Получилось довольно правдоподобно.
— Она не водила тебя к нечестивой женщине в лесу?
Я отрицательно покачала головой.
— Скажи это вслух.
— Мими не ходила с нами, — солгала я. Крест у меня в руках был тяжел и холоден. Я сунула его обратно маме.
— Накажи ее, — сказала бабушка Санноа.
Мама села на табуретку.
— Подойди ко мне, Роза, — сказала она и, когда я подошла, заставила меня встать перед собой на колени. Нежным прикосновением мама убрала пряди влажных волос с моего лба.
— Непростое это дело, быть матерью, — вздохнула она и строго продолжила: — Тебя запрут в подвале, в грозовой комнате. Ты пробудешь там восемь дней. — Мама посмотрела на бабушку Санноа, потом снова на меня и глубоко вздохнула. — На сухарях и воде.
