Откуда ни возьмись подул ветер и загасил свечку. Все погрузилось во мрак.
9 августа
Я поднялась, едва рассвело. Быстро оделась и вышла в поля. Поймать Сукре было трудно, пришлось подманить его плодом аноны.[14] Наконец мне удалось надеть на него уздечку. Подоткнув повыше юбки и чувствуя между ног теплый круп пони, я поехала к реке.
У каменного моста я остановилась. Вскоре показался Уильям — он медленно ехал на осле, читая книжку. Увидев меня, удивился.
— Поехали вместе на гору, — предложила я.
— Ты же помолвлена.
— Я уезжаю завтра!
Это, как мне показалось, его потрясло.
Я поехала вверх по склону первой. Встала недалеко от вершины — там, где тропинка выходит на открытое место.
— Здесь хорошо. — И я сползла с моего пони.
— Не лучше, чем где-то еще. — Уильям привязал осла к кокосовой пальме.
— Ты не единственный, кого…
— Что «кого»? Что ты сама чувствуешь, Роза? — с горечью отвернулся он, но тут же попросил прощения: — Я же понимаю: тут все равно ничего не поделаешь.
Я прижалась лбом к его спине.
— Как по-твоему? Возможно ли, что мы будем любить друг друга всегда?
— Не говори о любви, умоляю тебя, — сказал он, едва не плача.
Мы пробыли на холме, пока не стали роиться москиты. Он поцеловал меня в щеку. Я хотела большего, гораздо большего, но теперь у меня нет на это права.
Когда мы спускались с горы, вокруг уже лежали длинные тени. У подножия он повернулся ко мне.
— Мы так и не увидели зеленый луч.
Я и забыла.
— Как-нибудь в другой раз, — сказал он, прикрывая глаза ладонью, от солнца.
11 августа, Форт-Ройял
В крытом фургоне ехало семеро человек — я, отец, Мими, мама, Манет, бабушка Санноа и Да Гертруда. Лошадьми правил Сильвестр. С нами было два больших морских сундука, так что удивительно, что лошади вообще сдвинули фургон с места. Не раз колеса уходили в грязь по ступицу, так что нам приходилось вылезать из фургона и идти пешком.
Во двор к дяде Ташеру мы въехали после наступления сумерек. Его жена с растрепанными волосами выбежала нас приветствовать. За ней вышел и сам дядя Ташер. Лицо у него было красное.
Всех нас разместили в двух комнатах на втором этаже. Служанка дяди Ташера принесла нам хлеба из кассавы[15] с сахарным сиропом и кастрюлю горячего шоколада, к которому отец из своей фляги добавил бренди. Мы поели и приготовились ко сну. Когда произносили молитвы на ночь, кто-то всхлипнул. Да Гертруда закрыла ладонями лицо.
Я проснулась до рассвета и некоторое время лежала в полусне. Интересно, каким окажется мсье де Богарне? Я представляла его красивым и галантным, но немного застенчивым, так что придется пококетничать, чтобы он чувствовал себя непринужденно. Я попробовала закатить глаза. Говорят, глаза — самое красивое, что у меня есть. Поцеловала несколько раз тыльную сторону ладони, но от этого рука стала мокрой, а я вспомнила Уильяма. Я надеялась, что мсье де Богарне окажется очень похожим на него, только титулованным и богатым, и очень сильно меня полюбит. Что же до меня, то я не сомневалась, что полюблю его, ибо Да Гертруда уверяет, что я могла бы полюбить и блоху.
