В конце концов, Иван Грозный и до создания опричнины не отличался кротким нравом, жестокость ему была свойственна с юных лет. Как и многим его предшественникам на московским или киевском еще троне из рода Рюриковичей. Просто раньше его жестокость выливалась в личные акты зверства или приказы об этом ближним слугам. Известно из истории, что еще в 1547 году и задолго до создания опричнины (царю тогда было только 17 лет) по дороге на охоту Ивану Васильевичу встретилась делегация ходоков из Пскова, жаловавшихся на своего воеводу Пронского. Иван пришел от дерзости «мужичья» в такую ярость, что стал бить челобитчиков, подпалил им бороды и приказал слугам их убить. Но тут царю сообщили свежую новость — в Москве упал большой колокол в Кремле, и любознательный юноша поскакал смотреть на последствия его падения, а спасенные этой неожиданной вестью наивные псковские ходоки смогли сбежать. Здесь ордена опричников еще не было, а монаршая жестокость уже на месте.
Если говорить о размахе репрессий, то и здесь Россия ивановских времен не превзошла ни деяния инквизиции в той же Европе при Габсбургах, ни массовую резню' собственных подданных Великим Моголом шахом Джахангиром в Индии, ни тотальный террор против недовольных султана Селима Я вуза (Грозного) в Османской империи.
Та самая инквизиция самый большой размах в Западной Европе набрала именно во времена царствования Ивана Грозного в России. Опричнина — это своего рода русская инквизиция, опрокинутая в нашу действительность и не носящая религиозного характера. Эти процессы очень похожи. Только в Европе властители утверждали свою абсолютную власть при помощи авторитета католической церкви, а в Московии церковь верховной властью и ее примитивным сыском опричников от этих процессов была отодвинута, она даже сама становилась объектом репрессий. Если в Англии король Генрих VII осмелился убить вступившего с ним в спор лондонского архиепископа Тома Беккета и после яростной атаки на него папы и всей католической церкви был вынужден прилюдно каяться за это в соборе, то нашего Ивана Грозного за такую же акцию против митрополита Филиппа одернуть было некому.
Однако при всей схожести печальных процессов в мире в течение жестокого XVI века российский феномен опричнины все же уникален. Не количеством пролитой крови и не личностью устроившего террор монарха, а именно попыткой приспособить для этого особый орган или род войск, прообраз будущей тайной полиции. Во всех перечисленных случаях иностранных внутренних репрессий в качестве ударной силы использовали либо армию, либо просто приближенных царя, либо предназначенную для боевых действий элитную гвардию, как янычары турецкого султана (от турецкого «єни чари» — элитное войско, тот же спецназ Средневековья). Но нигде под это специфическое дело не создали «опричь всей остальной страны» отдельного розыскного и карательного органа.
