* * *
После встречи со всадником на площади Кванхвамун дни Тэыль превратились в хаос, но сегодня она вообще перестала что-либо понимать и пребывала в полной прострации.
Телефон в отделении полиции разрывался. Был звонок из гостиничного номера – конечно же, звонил этот ненормальный. Тем, что ее рабочий номер попал ему в руки, Тэыль была обязана Ынсопу и твердо намеревалась его убить.
Наконец-то пришел результат экспертизы ДНК: в Южной Корее нет людей с похожей ДНК. Последний телефонный звонок поступил из Организации конного спорта. Вердикт был таков: Максимус действительно конь седьмого ранга, причем редкой породы испанского происхождения, и фактов его воровства зафиксировано не было. Это добило девушку.
Тэыль наполнила свой стакан пивом. Напротив, потягивая пенный напиток, сидел владелец коня. Выглядел он слегка удивленным. Одним махом влив в себя все до капли, девушка с громким стуком вернула стакан на стол и уставилась на собутыльника.
– Ты правда из другого мира?
Она надеялась, что результаты экспертизы ДНК все расставят по местам, но в итоге зашла в тупик. Теперь история о параллельном мире не казалась такой уж абсурдной. Мужчина с улыбкой ответил:
– Сто раз говорил, а ты не веришь.
– Кто может использовать дверь между мирами?
Гон спокойно смотрел на Тэыль. В тот вечер в бамбуковом лесу у него появилась гипотеза: возможно, если Танганджиджу и в самом деле дверь между мирами, чтобы открыть ее, понадобится ключ – Манпасикчок. Но этим ключом владел не только Гон. В ту ночь, двадцать пять лет назад, Ли Рим забрал вторую половинку флейты.
Разумеется, предатель давно был мертв. Вскрытие проводил лично принц Пуён, самый старший из родственников императора. Отпечатки пальцев совпали с отпечатками Ли Рима, ДНК тоже. Однако все выглядело очень подозрительно и не давало Гону покоя. Но почему? Лютая ненависть к предателю тому причиной или его жалкая смерть?
Да нет, не поэтому. Причина в том, что вторую половину Манпасикчок так и не нашли, но больше всего сомнений у императора вызывало заключение о смерти. Судя по нему, Ли Рим был некой неизвестной величиной. К примеру, знак сложения как математический символ сам по себе ничего не значит, он всего лишь выражает факт прибавления одного слагаемого к другому. Как всегда в подобных случаях, Ли Гон полагал, что тело Ли Рима и аутопсия его трупа – только знак, выражающий факт того, что он «мертв».
По крайней мере, так все выглядело в глазах Гона. У него наконец-то появились резонные основания полагать, что ощущение несоответствия с реальным положением вещей вовсе не разыгравшаяся фантазия.
