В пучине тьмы [фрагмент] | страница 3

Когда они добрались до освещенного дома на Жабицкой, 39, были совсем промокшие. Борофеев подошел к окну и прислушался. Из-за двойного стекла достиг до его ушей пьяный рев мужчины и смех женщины. им вторили детские веселые крики.

Борофеев кивнул своим людям. Они подошли к нему.

— А то сволочь этот Пасербяк, — заскрежетал зубами командир. — Должны быть девушки невинные и одни, а тут мужик какой-то есть. И дети тоже…

— Но пьяный, — прошептал Кекильбаев с глуповатой усмешкой. — Получит в морду и пусть себе посмотрит, как его дети трахаются.

Лицо Борофеева выражало разочарование. Не отразилось, однако, на нем малейшее колебание.

Ворвались в дом, как обычно — с грохотом бутылок о дверь и с ревом «Aufstehen!». Они знали, что ничто так не пугает людей, которые пережили немецкую оккупацию, как крик на языке бывших угнетателей. Те, кто вышли живыми в немецких концентрационных лагерях, испытывали даже какого-то паралич, когда слышали громкий приказ на языке Гете.

На двоих взрослых жителей небольшой квартиры этот крик, однако, не очень подействовал. Сидевшая за столом толстая женщина и рыжеволосый мужчина улыбались застенчиво и дружелюбно — как будто их друзья какие-то посетили. Только дети влезли с плачем под стол, откуда вглядывались с недоверием в прибывших. Кекильбаев скучился и засунул свою голову под столешницу. Дети, увидев его, разразились слезами.

— Мы шутили только, шутили значит, — сказал Борофеев на польском языке. — Мы в гости пришли. Давай, красавица, водку и закуску. А ты, Бахтияр, собака мая, — ударил своего помощника ладонью в затылок. — Не пугай детей, казахская морда!

Глаза Кекильбаева исчезли под монгольской складкой, когда достиг них мощный взрыв смеха. Женщина, названная «красавицей», начала суетиться возле кухни, делая вид, что что-то ищет.

Она покачивалась при этом от водки и опиралась о стол, а ее грязная юбка натягивалась на жирных бедрах на радость и даже волнение Кекильбаева. Не особо заслуживала термина, которым ее одарил Борофеев. Была жирная, коротконогая, а источаемый ею запах аж сгущал воздух. Из многочисленных родинок, которыми усыпаны были ее квадратное лицо и прыщавые плечи, торчали жесткие волоски.

Третий солдат, ефрейтор Колдашов, подошел и прошептал командиру:

— Это какая-то грязная свинья… Обманул нас Пасербяк! Должны были быть два… А где вторая?

Борофеев чувствовал, что водка усиливает в нем ярость. Он приблизился к женщине и схватил ее за пояс юбки. Треснул материал. Женщина вырвалась и повернулась. В ее руках был кухонный нож.