Закрыв дверь квартиры, он заметил на ней резную табличку «Швейные услуги. Альфред Убер», и спустился на подвальную лестницу.
Франц склонился над женщиной и все настойчивей задавал ей один вопрос:
— Что ты знаешь о моем сыне Эрвине Моке? Говори все, блядь!
Эберхард склонился к брату и с ужасом заметил, что Франц стискивает ее щеки в своих узловатых пальцах. Женщина была еще очень молода. С его изуродованных губ, стиснутых Францем в узкий пятачок, не вылетало, однако, ничего, кроме крови и слюны.
Эберхард отошел к стене и нанес удар сверху, попав каблуком, подкованным набойкой, в центр железнодорожной фуражки. Франц скатился с нескольких ступенек и ударился головой о стену. Из-под сломанного козырька потекла струйка крови.
Эберхард подошел к брату, поднял его с колен и прошептал ему на ухо несколько фраз голосом таким сладким, как будто сочились любовные заклинания:
— Эта женщина была изнасилована русскими, а во влагалище вставили ей расколотую бутылку. Не называй ее блядь, я тебя убью. Ты идешь со мной или нет, ты свиное рыло?
— Иду, — прошептал Франц и схватил свой узел колыбели.
Бреслау, четверг 15 марта 1945 года, одиннадцать утра
До позиции лейтенанта Лехнерта нигде не встретили санитаров, несмотря на то что вызывали их по радиостанции уже с точки, охраняемой капралом Хелльмигом. Эберхард вел очень медленно мотоцикл и осматривался вокруг. За ним сидел Франц, а в коляске лежала свернутая в клубок девушка, обернутая пахнущей смазкой железнодорожной шинелью.
В подземном городе сверкали грязно-желтые фонари на стенах и ацетиленовые горелки. В их свете Эберхард заметил дрожь, проходящую через лицо девушки. Он добавил газа и, размышляя о том, насколько стер носок своего изящного итальянского ботинка, включил третью передачу.
Несмотря на принцип правого, который единственный из правил дорожного движения работал в подземном Бреслау, пронесся мимо Садоваштрассе к позиции лейтенанта Лехнерта, где до того видел санитара. Теперь в этом месте не было никого, кроме часового.
Эберхард остановил мотоцикл, подняв из-под колес облака пыли.
— Позовите врача! — крикнул часовому.
— Это приказ! — заорал он, увидев его беспорядочные движения.
Братья вынесли в колыбели девушку и уложили ее на спину, закрывая ее перед занавеской. Компрессионная повязка из галстука пропиталась кровью. Девушка застонала и подняла веки. Во все глаза всматривалась в Эберхарда.
Под ее нежной и тонкой кожей пробежала очередная дрожь. Зрачки резко расширились. Легкие с трудом работали, нагнетая пузырьки крови к ее губам. Кровь все сгущающейся струей заполняла вену. На теле выступили красные пятна. Сфинктер ануса расслабился. Здоровая рука девушки пыталась сжаться на локте Эберхарда. Тот почувствовал лишь легкое прикосновение — как будто ласку. Пузырьки крови лопались на губах, жестких и сухих, сердце переставало работать. Он наклонился над девушкой. Из его выпученного глаза скатилась слеза.
