— Сложное дело?
Я молча кивнула, и мы разошлись по своим кабинетам. Составить план дополнительного расследования по такому делу непросто. Записывала, зачеркивала, читала дело снова, сравнивала, анализировала. Понимала, что очень важно в таком деле начать, но каждый вопрос казался мне первоочередным. Где же главное звено, за которое я должна сейчас ухватиться?
Рабочий день заканчивался, но я не собиралась уходить, пока не будет готов план.
Опять раздался противный злой звонок внутреннего уродца-телефона, и я пожаловалась, наконец, прокурору:
— Василий Семенович, ну когда же мне заменят аппарат? Этот такой заполошный…
—: Ладно, ладно, — прокурор нетерпеливо перебил меня, — распоряжусь. Слушай, Наталья, я тебе помощь выхлопотал.
— Помощь?
— Конечно, да еще какую! — подтвердил Буйнов. — Волну тебе подключают.
— Здорово! — обрадовалась я.
Капитан Антон Волна был оперуполномоченным ОБХСС нашего горотдела, работал со мной по многим сложным делам. Мы дружны с ним. Азартный и расчетливый, капитан, как считалось, был удачливым в работе, но я-то хорошо знала, что приносило ему успех в делах. Работал он беззаветно, не считаясь со временем и обстоятельствами.
Итак, Антон — это была первая удача, правда, не зависящая от меня. Я наскоро поблагодарила Буйнова и отложила набросок плана. Есть прямой смысл составить его вместе с Антоном.
Розыски Волны ни к чему не привели. Антон как сквозь землю провалился…
Дооформила законченное утром дело, подшила его, сделала опись документов — самую нелюбимую работу. Выглянула в коридор — в приемной прокурора горел свет. Я отнесла ему готовое дело, он глянул недовольно: что поздно так? Но тут же принялся читать.
А я отправилась домой.
Недаром я радовалась своему помощнику.
Антон Волна разбудил меня телефонным звонком чуть свет, избавив от необходимости его разыскивать, что я собиралась сделать с утра.
— Через полчаса заеду за тобой, Наталья. С утреца и займемся делами, — сказал он, даже не спрашивая моего согласия и не извиняясь за ранний звонок.
Я заворчала было, что не успею собраться, но Антон не стал слушать моих возражений:
— Ранняя пташка носок прочищает, а поздняя — глаза продирает, — назидательно изрек он одну из своих поговорок, которые ужасно любил и вставлял при каждом удобном случае. Я подсмеивалась над этим невинным увлечением, но он продолжал свое, и, надо отдать справедливость, пословицы его всегда были к месту.
Опять рухнули мои благие намерения относительно утренней гимнастики. Волна жил неподалеку, и я едва успела выпить чашку кофе, как за окном газанула машина Антона, подавая таким способом сигнал к выходу.
