— И вот, — продолжал Егор Иваныч, глядя, как Люба, стараясь не привлекать к себе внимание, заваривает чай, — считай почти через сорок лет после войны овчарка сбила меня с ног и гнала несколько верст по лесу, где я воевал. Туточки же нас фрицы травили собаками, злыми и обученными брать за глотку людей, рвать их на куски. Зондер-команды, эсэсовцы имели таких собак, как ваша…
— Понимаете, это не совсем так, — торопливо перебил Егора Иваныча Дягилев и рассказал, как появился на берегу водохранилища Дик. — Если, конечно, мы говорим об одной и той же собаке, — добавил он уже спокойней.
— Я сразу настроилась, чтобы прогнать овчарку. Сразу, — с упреком сказала Люба и посмотрела на мужа.
— Чего уж теперь говорить, — махнул рукой Дягилев, — просто не могу поверить, что зверь, напавший на Егора Иваныча, и Дик — одна и та же собака. Мне кажется, этого не может быть. Ну, совершенно невероятно! Дик удивительно понятливый и послушный пес.
— Опять ты его защищаешь, — сердито сказала Люба, — тебе мало еще того, что произошло. Прямо как сердце чувствовало. И вот на тебе.
Разговор на этом оборвался.
И возникла тяжелая, нервная пауза. Дягилев старался не глядеть на гостей и не собирался приглашать их к столу, к готовому уже чаю. Но дети были явно не на его стороне, ожидали продолжения рассказа старого партизана и вопросительно посматривали на мать.
И Люба позвала непрошеных гостей поужинать, уступив им лучшие места на скамейке у подветренной стороны, где была сооружена стенка. Дягилев принес из палатки консервы и открыл их охотничьим ножом с широким лезвием.
— Никак не могу поверить, что это был Дик, — сказал он.
— Можешь не сомневаться, — ответила ему Люба, наливая густой, темный чай в эмалированные голубые кружки, — вот сам убедишься, — она отставила котелок в сторону и взглянула на часы, — скоро уж вернется твой преданный друг, и ты его, разумеется, накормишь вкусным ужином и долго будешь смотреть в глаза, — Люба уже говорила с досадой, — и пес исполнит твою любую-любую команду…
Дягилев поморщился как от внезапной зубной боли.
— Ну, что ты говоришь! По твоим словам выходит, что прекрасную собаку надо непременно посадить на цепь или даже усыпить.
— Не знаю, но твой Дик — самый настоящий зверь! Зверь, понимаешь? И удивительно, почему он слушается именно тебя.
— Потому что я его не боюсь, — буркнул недовольно Дягилев, — и потом, много есть на свете такого, чего сразу не всегда объяснишь.
Люба отвернулась от мужа и принялась ухаживать за гостями, достала из припасов сладкие сухари, конфеты, даже свежего земляничного варенья, что сварила недавно прямо на костре.
