Дягилев понимал: такие минуты редко случаются и, вероятно, возможны только в высшие мгновения счастья или светлого горя, что приходят к человеку с постижением обиды ли, восхищения ли — ведь вся человеческая жизнь будто теряет свою значимость на природе и вместе с тем ощущается как высшее ее проявление.
Человек инстинктивно возвращается сюда, чтобы здесь лечиться от зла, корысти, ненависти, страха, неутоленного честолюбия, зависти, чтобы душа пусть на краткое время смогла бы исполниться особенного миротворного света. Природа ото всего способна излечить, размышлял Дягилев, с невольной улыбкой оглядываясь по сторонам и видя, что дети и жена счастливы сейчас, как он, освободившись от города.
Сын уже ладил удочки, и сестра с нетерпением ожидала, когда брат наконец оснастит гибкие прутья орешника тонкой прозрачной леской, на которой уже были закреплены и грузила, и поплавки, и крючки.
Жена успела переодеться в купальник, заколоть волосы и спрятать их под резиновую шапочку.
— Я готова плавать! — крикнула она, махнув ему рукой. И Дягилев вспомнил, что Люба после первых родов стала бояться воды и лишь когда он был рядом, решалась плавать. Она боялась и не могла преодолеть страх.
Дягилев снял брезентовые брюки, ковбойку, кеды и по крутому спуску вышел к берегу заливчика. С другой стороны водохранилища едва-едва донеслась музыка. Он знал: там располагалась турбаза, и внимательно осмотрелся. Но поблизости от себя не увидел ни костровых дымков, ни палаток туристов и рыбаков. Не слышалось окрест и стука топора. И Дягилев порадовался, что приехал в будний день, когда тут спокойно и безлюдно.
Прекрасная нашлась стоянка!
Он вошел в воду, и целый косяк мальков с темными спинками метнулся от его тени, уйдя с прогретого солнцем места. На дне светился желтый песок и была видна затонувшая разбитая лодка. Дягилев нырнул мимо нее и насколько хватило сил терпеть без воздуха плыл под водой, скользя все дальше и дальше в темноту, пока тихонько не зазвенело в висках и постепенно не замедлилось стремительное движение. Тогда он с усилием вынырнул и в изнеможении лег на спину. Совсем рядом плеснула большая рыбина, и Дягилев оглянулся на берег, где стояли уже Люба и дети с удочками. Они что-то кричали, и слов нельзя было разобрать — так оглушило его водой, да и далековато он все-таки незаметно заплыл.
Что ж, приехали они сюда не только отдохнуть, но и сына научить плавать, а для этого необходимо спокойное бесстрашие, подумал Дягилев, и, сложив ладони, ухнул филином.
