Объяснение в любви | страница 5



6

Утром следующего дня Анечка увидела на кресле, рядом с диваном, на котором спала, этюдник, подрамник, краски, холсты.

Анечка обрадовалась.

Потом испугалась.

Быстренько все рассмотрела.

И снова легла в постель, словно уже болела не первый день и надо было обязательно лежать, чтобы выздороветь, дождаться момента, когда станет дозволено выйти на солнышко и преодолеть первое сладкое головокружение, свою памятную неуверенность, отчаянную робость и волнение.

Отец ушел на завод, где работал начальником АХО.

Она позавтракала. Прочитала невнимательно в десятый раз бодрую записку, думая про кисти, их так хотелось взять в руки.

Анечка посмотрела в зеркало.

Оранжево-золотистый цвет отразился от ее глаз.

Она смешала краски и положила этот цвет на холст, загрунтованный и готовый к работе.

Анечка очень живо увидела материнское лицо и принялась его писать. Мать смотрела беспокойно, прищурившись, как будто все вглядывалась в даль, куда она уходила.

«Я не ухожу, — сказала она, — мне больно, что я уехала, что я здесь, что хочу и не могу назвать отца своего отцом. Мне плохо, мама. Горько. Тяжело. И все потому, что у отца мне стало хорошо и спокойно. Он же ведь бросил нас! Бросил, мама! Я этого не забыла и не могу забыть!

Но у тебя немножечко другие должны быть глаза.

Не такие грустные и безнадежные.

От таких быстро устаешь.

Не надо смотреть тоскливо. Вечно несчастные глаза нельзя любить. Они мучают и не дают отдохнуть. Помнишь, как ты улыбалась, когда я уезжала в Пермь? Еще немного повернись, ведь ты меня тоже видишь за горизонтом, как и я тебя».

7

Стенные часы пробили, и она их не услышала.

Потом часы отзванивали много раз.

И неожиданно вспыхнул яркий, ослепительный свет в комнате, где она работала. Темными пятнами раздвоились все предметы, закружилась по кругу мебель. Затем Анечка увидела отца и впервые вспомнила, что зовут его Андрей Петрович. Увидела за окном темень в бусинках далеких звезд.

— Не надо. Ничего не надо, — сказала она раздраженно от хлынувшей в ее тело усталости и нетерпения работать дальше, — зачем ты мне помешал? Теперь я забыла, что мне надо делать. Все лицо забыла.

— Уже поздно, — сказал отец осторожно, — я думал, ты куда-то ушла, так было тихо, мрачно и тяжело в квартире.

Анечка оттеснила его в коридор.

Андрей Петрович вышел на кухню и взволнованно закурил. «Как хорош тихий погожий вечер! — повторял он непрестанно. — Как хорош вечер!»

Эти глупые слова текли в голове непрерывной магнитофонной лентой. Было такое чувство сокрушительной силы в руках, что он боялся прикасаться к чему бы то ни было.