Гарбьянг – бедное селение, в котором есть школа и почтовое отделение, последнее по этой дороге, однако оно является важным торговым центром: здесь проходят караваны, которые из округа Алморы идут на ярмарки в Таклакот, Джанима и Гарток.
Вся эта торговля находится в руках сельской общины из верхней части долины Калиганги, известной под названием Патти Биас. Данная монополия, если и дает большую прибыль, однако обходится недешево, так как, чтобы заполучить от Тибета право торговли на тибетских ярмарках, деревни, во главе с Гарбьянгом, должны платить вместе с двумя другими селами, находящимися на непальской территории, почти 12 000 рупий в год деревом, мукой, деньгами, сахаром, углем и корзинами; индийские же деревни должны кроме того выплачивать около 700 рупий английскому правительству Поскольку, помимо всего этого, по мере приближения к Тибету дорога часто пролегает по непальской территории, упомянутые индийские деревни должны вносить плату местным властям. Раньше непальской таможне выплачивалась некая общая сумма; сейчас же в силе нечто вроде дорожного сбора, довольно существенного, учитывая высокую покупательную способность денег в Индии, особенно в удаленных провинциях. За каждую лошадь вносится 8 анн, за провоз 40 кг сахара – 8 анн, за овцу – 1 анна[6].
Караваны, кроме вышеупомянутых товаров, ввозят из Индии ткани, преимущественно итальянского производства, изделия из алюминия и рис; вывозят же из Тибета минеральную соль, буру и, в особенности, шерсть, купленную по низким ценам на рынках Западного Тибета, которая продается затем с весомой прибылью на индийских базарах.
Небезынтересно отметить, как различные деревенские общины этого высокогорного уголка Индии разделили, по молчаливому соглашению, использование тибетских рынков: Гарбьянг и Биас сообща приобрели право на торговлю в Таклакоте, на правом берегу Мапчи; непальцы также спускаются в Таклакот, но разбивают лагерь на левом берегу той же реки; люди из округа Джохар могут делать остановку в Таклакоте, но не имеют права торговать – их рынок в Джанима. Наконец, торговцы из Нити отправляются в Толинг, Набру, но чаще всего – в Гарток.
К нам заходят индийские паломники – среди них есть один садху, который пересек Гималаи уже бог знает сколько раз и в совершенстве владеет санскритом, – они также на пути к Манасаровару и Кайласу. Есть среди паломников и пожилые, и молодые люди. Не любопытство, движущее путешественниками, привело их на путь, полный опасности; тысячи мелочей, которые мы наблюдаем и отмечаем, не существуют для них. Мы не уставая любуемся восхитительной чередой вершин и обледенелых пиков, останавливаемся в изумлении перед ущельем или водопадом. Они же смотрят лишь внутрь, в себя самих – вера ведет их. Таким образом семидесятилетние старики, привыкшие к жизни среди знойных равнин Индии, мгновенно превращаются в горцев и скалолазов, покоряя перевалы в жажде совершить на высотах полный риска обход вокруг Кайласа. Для тела не существует невозможного – восхождение ко священной горе, по индийской традиции, лишь вопрос внутренней чистоты. Тот, чей дух здрав и чист, может взойти на самую вершину. Все рассказывают о садху, которые на недоступных высотах живут в блаженном созерцании Шивы. Легенды и действительность сливаются; мир материи полностью растворяется в мире духа. Садху повествует мне, на своем свободно льющемся санскрите, о собственных видениях и экстазах с тем же убеждением и с той же обстоятельностью, с которыми мы излагаем какую-либо математическую теорему.
