— Сказано сручье дома оставлять!.. Да и рожи ополоснуть не мешало бы.
Те с готовностью попрятали все в карманы и подняли руки, показывая открытые ладони: «Пусты они, с миром идем».
Надо бы построже быть, да уж некогда. Микула отвернулся, промолчал.
Вот и Иоанн появился рядом с Февронией. Подошло еще несколько уличных старост. Все они останавливались перед широким помостом рядом с вечевой башенкой, но взойти на него никто не спешил: есть люди постарше — тысяцкий, тивун, сотские, мостовой старшина, игумен, княжий скарбник. Может, и сам князь пожалует. Народ прибывал, на площади стало тесно.
Боярин Якун прошел к башне. Ему кланялись, давали дорогу. Но из четырех его телохранителей никого не пропустили к помосту.
— Кто велел звонить?
Люди недоуменно пожимали плечами.
— Сам колокол, стало быть, — пошутил кто-то.
— Князь не велит вечевать, — крикнул боярин, загораживая ступеньки на помост. Пока на помосте нет никого, нет и веча, есть обычное сборище, которое можно бранить, бить, разгонять. — Слышали? Не время ныне вечевать. Великий князь против наших зло помышляет.
Но это известие, которым тысяцкий хотел запугать гражан, неожиданно возымело обратное действие: люди зашумели, затопали ногами, засмеялись. Они вели себя так, будто уже не было над ними никого старше.
— Пускай меньшие к Великому едут и ты, боярин, с ними, — крикнули над самым его ухом, но Якун не успел заметить — кто.
Где-то в толпе создалась давка, толпа колыхнулась волной, боярина швырнуло к помосту, и быть бы ему сломленным, не успей он вскочить на возвышение. А там еще двое оказались рядом с ним. Теперь вече было законным, и никто не смей ни голос, ни руку поднимать на него.
С тоскливым чувством обнаружил боярин, что его телохранители застряли где-то далеко, а толпа возбуждена, невесть чего ожидает, гудит невнятно и грозно, бросает ему в лицо непристойности, злые насмешки.
Боярин однажды уже побывал в плену толпы — когда она заставила его вести ополчение против Глеба. Тогда он сумел обратить негодование народа в свою пользу — повел войско, успел прийти к Дрютеску не слишком поздно, часть славы победителей досталась и ему.
Но его заслуг не хотят больше помнить, а припоминают иное:
— Почему на половцев не идешь?
— А наших людей без конца побиваешь!
— Сколько людей в темнице держишь?
— А закупов сколько нахватал уже?.. Отпусти всех, слышишь!
— Не будем больше князя слушаться...
— И воевода не тот!..
Выкрики звучали все более громко. Боярин поискал глазами игумена, который мог бы унять крикунов, но не обнаружил его и окончательно струхнул. Он лихорадочно думал, как бы известить о случившемся князя, попросить на подмогу его обе сотни. Но вспомнил, что одна сотня усмиряет возле Лукомля поселения, прогнавшие княжеских сборщиков дани, а половина второй отправлена к устью Улы, где снова объявились банды грабителей. Не осталось у князя силы, хитро выбрано время для веча. Знать бы, кто приказал бить в колокол!
