Они обогнули рубленую церковь во имя святой Параскевы- Пятницы и вступили на обширное торговище. Площадь была запружена народом. С крыльца дома тысяцкого — городского воеводы и судьи — рослый служка выкрикивал повеление князя. Рядом стоял сам тысяцкий и подсказывал, должно быть, про что выкликать. Иванко загляделся на его высокую рыжую меховую шапку, сафьяновые сапоги с острыми носками и не слушал. Ондрей, наоборот, напрягал туговатый слух, чтобы ничего не упустить, и время от времени трогал мальчика за плечо: «Слушай, слушай, потом перескажешь!»
А князь повелел собираться тысячью — городскому ополчению: с каждой улицы по пять оружных людей о конь, а с концов гончарного, кузнечного, древодельного и рыбного — особо по сорок человек. Лавникам и купцам велено давать гривны на войну, кузнецам — ковать сабли и топоры, оружникам — делать панцири и шеломы, кожникам — ладить сбрую, житным людям — ставить лари с брашном[8], а попам — богу молиться за удачу похода и за погибель ворогов Полоцкой земли. Было также объявлено, что на помощь полочанам шлют своих воинов Кричев, Туровля, Камень, Лепель, Остров, Лукомель и иные передграды Полоцкой земли.
Ондрей ужаснулся. Никогда еще на Полоцкой земле не собиралось такое многочисленное войско. А чем больше войска, тем больше крови, пожаров, новых невольников, тем больше нищеты — и здесь, и там, и по всему военному пути.
— А против кого война? — спросил Ондрей ближайшего лавника. Это был Алипий, лихварь. На широкой лавице он раскладывал привезенный товар: серебряные и медные крестики, ладанки против стрелы и копья, лики святой девы Марии.
— На Новгород пойдем, — ответил ростовщик, рукой отстраняя Иванко, слишком близко подошедшего к лавице. — Теперь уж посчитаемся. Не станут больше на волоках грабить.
— И ты воевать пойдешь?
— Не хуже я иных, двух лучников нанял да пять конников снаряжаю.
— Ради прибытков собственную голову клади, а не чужими откупайся.
Дед Ондрей оглянулся. Все лица вокруг — лица тех, кому повелено было снарядить войско, отдать князю своих сыновей, свой кус хлеба, свой труд, — выражали уныние и тревогу. Они, как и Ондрей, понимали: надвигается великое несчастье. И он сказал:
— Против воров на волоках и двух десятков дружинников станет.
— Все новоградцы воры, — отозвался Алипий.
— Неправда! Вор тот, кто за полгривны гривну имает, кто рабов держит, кто огнища разоряет. Неправда твоя!
Вокруг них собралось несколько ремесленников.
