Едва Рогнеде передали, что князь отдохнул после поездки и зовет ее, она побежала к нему.
Рохвольд слышал, как она, прыгая по ступенькам лестницы, напевала свою любимую песенку «За рекой, за морем, где солнце ночью спит...», слышал, как она замешкалась на миг перед дверью, потрепала черного пса, а тот заскулил и застучал хвостом по полу.
Рогнеда вбежала в покой, стремительная, точно мальчишка, перепрыгнула через низенький стульчик, на котором удобно сидеть перед камином, вмиг очутилась позади кресла, обеими ладонями охватила лоб отца и, запрокинув его голову, нетерпеливо спросила:
— Что нового в твоих лесах?
И рассмеялась — таким смешным было обращенное к потолку лицо отца с торчащими из обеих ноздрей волосками.
— Я привез из лесу умелого керчия — кузнеца. Теперь не будем знать недостатка в изделиях из железа.
Он осторожно снял руки дочери со своего лба и обвел ее вокруг кресла, так что теперь она стояла перед ним, касаясь его колен. Велико было искушение усадить ее к себе на колени. Но он удержался — боялся утратить суровость, которую приберегал для предстоящего разговора, боялся, что не станет у Рогнеды должной серьезности.
— Больше ничего? — протянула она разочарованно. — Живых зверюшек никаких не поймал?
— Их и ловить не нужно, они сами бегут к тебе, — ответил он полушутливо и серьезно закончил: — Выбирай любого: князя Володымера или князя Ярополка.
Она сразу сникла, нахмурилась, отодвинулась от отца. Если б он знал, как не хочется ей замуж, как страшит ее необходимость оставить родительский кров!
— Это обязательно? — спросила она осторожно.
— Да, — твердо ответил князь. — Из двух этих русских женихов, — он чуть не сказал: «ненавистных русских», — выбирай любого.
— А что, князь-отец, если ответить отказом первому, а потом... и второму? — спросила она с робкой надеждой, почти мольбой в глазах.
Он мрачно покачал головой.
Жировая плошка на бронзовой подставке освещала половину его лица. А затененная половина выглядела зловещей, жуткой. Приоткрытый рот напоминал волчий оскал, да и сверкающий глаз не был человеческим. Рогнеда отвернулась от искаженного тенью лица князя. Ну, чем его убедить? Она заставила себя улыбнуться:
— А что, князь-отец, если обоим ответить согласием?
Но ни мольбой, ни шуткой не тронешь его сердца. Он встал, раздраженно оттолкнул буковое кресло с костяными подлокотниками, за которое отдал двух молодых рабынь. Разве в ту пору, когда завоевывал он этот замок, он мог предугадать, что за это придется расплачиваться дочерью, которой тогда еще не было на свете? Боги всемогущи, а человек слаб и должен покориться их воле.
