— Где это?
— Там. — Хан ткнул пальцем в темноту между тусклыми огнями.
NN уставился в указанном направлении. Возможно, среди бескрайней воды действительно что-то было — в неподвижном сгустке мрака. Он поежился.
— Давай как-нибудь в другой раз.
— Ну, смотри. Другого раза может и не быть. Звони, если что.
— Может, зайдешь?
— Нет, меня дома ждут, — Хан подмигнул будто бы с намеком на любовную интрижку. NN с трудом мог вообразить себе любовь на острове мертвых. Но кто знает — может, все дело в привычке. — Да, еще одно: не ходи за мигающей лампой.
Лодка отчалила. Фигура Хана быстро растворялась в темноте. NN проводил ее взглядом и закрыл окно. Стекло оказалось настолько мутным, что за ним нельзя было различить ни воды, ни огней. И само собой возникало подозрение, что там ничего и нет. Чтобы проверить это, он снова открыл окно. В проеме клубилась первозданная тьма, одна лишь тьма.
NN подверг себя нескольким простым тестам, надеясь проснуться, но ничего не изменилось. То, что случилось, не могло быть сном. С другой стороны, Хан, лодка, а заодно и чертова прорва воды исчезли так, как исчезают только сны. Полностью, но не бесследно. Иногда они даже оставляют после себя реальность.
Он знал, как это бывает. После визита Хана, например, остался телефон, по которому — NN проверил — можно было услышать его голос. Голос сообщил, что его обладатель еще не доплыл до острова, где его ждали, что погода хреновая, вода неспокойная. Почти смешно. Будто фильм, во время которого смеялся в детстве, а теперь не можешь врубиться, что же там такого веселого.
Ну да черт с ним, с Ханом. Тут самому бы выбраться из серой паутины, из-под пепла времени, оторваться бы от клейкой ленты, к которой прилип мозгом, будто вывернутая наизнанку двуногая муха. Муха с внешним мыслеварением. Вот они, твои мыслишки, булькают в котелке, заполненном тощим бульоном; специи добавить по вкусу: столовую ложку растерянности, два пакетика плохих предчувствий, ссохшееся корявое ожидание, щепотку страха…
Дерьмовый из тебя повар; на вид получается какая-то блевотина. А чего ты еще хотел при твоем-то «умении жить», не говоря уже об умении не жить.
Сна не было ни в одном глазу. Пошагав по комнате из конца в конец, словно по тюремной камере-одиночке, он почти пожалел, что не принял предложение Хана. Был бы сейчас там, в его новом доме. В чьем-то сгинувшем сне (понять бы еще — в чьем). На лодке. Или уже на острове. В общем, там, где ждут. И, может, даже любят. Хотя на это, пожалуй, лучше не рассчитывать.
