Любить и верить | страница 28



Стали расходиться. У вешалки задержались Сергей Андреевич и старый учитель Петр Алексеевич.

— Сергей Андреевич, я все хотел вам сказать, и как-то мне неловко. Это все верно, что вы говорили. Но никто, кроме вас, об этом не говорит. За много лет работы я понял — начальству нельзя перечить.

— Да я…

— Я все понимаю, но знаете, я сам здесь работаю пятнадцать лет. По-другому я бы, может, и не дожил до пенсии, у меня язва, гипертония. У вас такая хорошая жена, квартира, дети восхищались вашими знаниями. Мой вам совет стариковский: работайте, живите тихо. Иначе начнется возня, проверки, начнутся неприятности.

— Петр Алексеевич, невозможно же так работать! Я не хочу доставать из колодца воду и лить ее обратно. От этого я наживу гипертонию, может, еще быстрее, чем от ссор с директором. Я не хочу устанавливать здесь свои порядки, но и так работать нельзя. Мне-то до пенсии не два года, мне еще работать всю жизнь.

* * *

Сергей Андреевич вошел в квартиру, включил свет, сел на диван. Посидел. В передней затопали. Вошли Ольга Ивановна и сын.

— Папа!

— Что, сынок, надоело целый день сидеть у бабушки?

— Папа, я к бабушке больше не пойду.

— А что она тебе сделала?

— Ничего.

Сергей Андреевич тревожно взглянул на жену, она пожала плечами.

— А как же нам ходить на работу?

— А пускай мама не ходит. Будет варить еду. Всем будет хорошо. Как в воскресенье.

— А кто же будет деньги зарабатывать?

— Ты.

— Я зарабатываю, сынок, но этих денег мало. Нужно маме купить пальто. Еду нужно покупать. Ты просил купить автомат. Как же мы без денег будем жить? Нужно всем работать. И ты, когда подрастешь, будешь работать. А теперь нужно ходить к бабушке, чтобы мы могли работать.

— Нет, папа, к бабушке я больше не пойду.

— А что же мы будем делать?

— Я буду дома один.

— И ты не будешь бояться?

— Нет, я не буду бояться, я уже взрослый.

— Ну, хорошо. Завтра посмотрим. Иди ложись спать, завтра рано вставать.

Пока жена укладывала сына спать, Сергей Андреевич задремал на диване. Она подошла, тихонько дотронулась до него рукой — он открыл глаза.

— Сережа, давай, может, яичницу сжарю, поедим.

— Ли, не хочется, давай спать.

— А как с Сашей?

— Оставим одного.

— Что ты, как одного?

— Поиграет с игрушками, я на большой перемене прибегу посмотрю. Взрослый уже, сам вон говорит.

— Одного нельзя. Рассказывали, оставили одного, а он взял ножницы… И оба глаза себе.

— Да ты что, нарочно мне это говоришь? — вдруг разозлился Сергей Андреевич.

Она виновато глянула на него и положила руку на плечо.