Любить и верить | страница 15



И вот я стою на краю высокого обрыва. Со мной два моих друга — такие же худенькие и щупленькие, как я, загорелые, перемазанные за летний день. Мы поспорили, прыгну ли я вниз или струшу. Шаг вперед — и я падаю, цепляюсь за что-то, качусь по склону, царапая о засохшую глину спину, руки, ноги. Спускаются мои секунданты, мы присыпаем раны и царапины белесой пылью, чтобы не сочилась кровь, и идем по мощенной булыжником дороге. Слева — кирпично-красный обрыв, справа — огромные старые липы. Я-то знаю, что дорога вела к бывшим купеческим складам, за которыми был спиртзавод, а за ним наш поселочек. Но тогда мы шли по ней так, словно дороге не было конца. И вот уже давно рядом нет тех, с кем я шагал тогда, и долго я блуждал по другим дорогам, но я опять иду по ней, и иду, и возвращаюсь к своему далекому детству.

ОДИН ГОД И ВСЯ ЖИЗНЬ

(Повесть об учителе)

Это было у него с детства. Он иногда как-то неожиданно останавливался и с какой-то радостной грустью вдруг начинал видеть мир со стороны, и слова «о бренности Всего земного» приходили на ум. С удивлением смотрел он вокруг, и слова — тоже где-то услышанные, что если кто видел весну, зиму, осень и лето, то уже видел очень много, — становились ему понятны и близки.

У каждого человека бывает такой момент, который навсегда определяет его жизнь. У кого-то это происходит в один миг или в несколько минут резко брошенных слов, у кого-то в один день тревог и волнений или в целый месяц ожидания.

У Сергея Андреевича все решилось за год. И год этот запомнился, навсегда запал в память. Запомнился отрывочно, кусками, но в воспоминаниях эти куски складывались во что-то целое, важное, может, самое главное.

Сначала была яркая вспышка, ослепительно черно-белая, до синевы: белые рубашки, черные костюмы, галстуки, все сидели в торжественном зале — на сцене президиум, цветы. Студенты по одному поднимались на сцену, седой старик ректор вручал им дипломы. Зал сдержанно-торжественно гудел, то и дело играли туш.

Потом все взорвалось смехом, шумом, весельем. В общем шуме прорывалось:

…Адам его студентом первым был,
Он ничего не делал, ухаживал за
Евой, и бог его стипендии лишил.

Молодые парни в эстрадном оркестре с нагловатыми лицами играли эту песню и ухмылялись, а студенты пели припев и хлопали в ладоши.

Потом все шли предрассветными пустынными улицами, танцевали, смеялись, шли встречать солнце. Выйдя из лабиринта улиц к берегу большой реки, стали фотографироваться. Невысокого роста студент с фотоаппаратом расставлял их, а они что-то кричали, смеялись, кто-то крикнул: «Да здравствует солнце!» — Сергей Андреевич и Ольга Ивановна стояли в центре и тоже смеялись и радостно кричали…