Срочно меняется квартира | страница 30



— И не говори, что полста лет назад приключилось помню все в полной ясности. А нынче с утра хотел сапог резинкой заклеить, пришел в чулан и стою как баран думаю: зачем я сюда пришел?

Подмигнул невесело и сразил, наповал:

— Вот ты слов всяких много начерпался, скажи: почему про собаку мы говорим — сдохла, про скотину — пала, рыба — уснула, раки — перешептались? Ну, про человека много определений: и сдох, и окочурился, и отбросил коньки, и сыграл в ящик, и всякое другое напридумали. Ежели ты архиерей, то — почил в бозе, а простой дьячок — преставился. Всего и не перечислишь: отмаялся, отошел, бог дал — бог взял и с прискорбием извещаем… А чем по пальцам реки считать, лучше объясни, как сказать про речку — умирает? Сроду не придумаешь. Нет такого слова. А может, потому, как до нас никто рек не переживал?

Ну, айда! Давай-бери: садись в весла. Опять небось окуней блесной дразнить станешь?

Живые, светлые реки…

— Вон там, где студентки трусами мелькают, — это они флору и фауну изучают — на этом самом месте морцо было. Ну, правильно: залив, все ты знаешь, понимаешь. Не пяль глаза, нужен ты им… Ишо заглядывается?..

Вот, значит, был залив, и дед здесь учил меня, как по донному грунту определять свое местонахождение. А мне охота была шестом дно ковырять? Он по лбу-то меня щелкнет — твердь, говорит, ракуша! А по заднице хлестанет — жидкий грунт, понял? Я догадливый парнишка был, все понимал.

В это морцо три протоки впадали. В складчину воду несли. Где они сходились, яма — ятовь, по-старому, — была. В ней на зиму столь сазана собиралось, что шест меж них втыкали, он торчком стоял. Пластом лежал сазан, а не задыхался, не давился — почему? Вода была от бога. Бегучая, живая вода.

А какие речки-протоки ее несли? Вода-то к осени очищается, через пески верховые ее протащит, отфильтрует, наносы, муть, взвесь вся осядет, и станет она как светлый чай. Ну, мазута или там селитры тогда не добавляли. Спаси и помилуй. Не принято было. Жили бедно — где бы в те годы столь химии набраться? Одна только скотина химию и производила, ее по весне на поля вывозили. Другое дело — закон был строже. Банку солярки спер — под суд. А нынче я все колхозные удобрения выкраду, мне же и спасибо скажут: агроному хлопот меньше, по полям его не раскидывать, вали в реку — вода слаще будет.

А какие реки были… Бывало, ночью спишь в лодке, а река кипит. Там, там, там сазан плещется, играет, по всей воде от берега до берега круги идут. И так всю ночь. А днем жерех, судак, чехонь бьет — малька гоняют. Вот глаза закрою и слышу: хлесть, хлесть — шлеп! А то сом плесом ляпнет — чисто дальнобойное орудие… Жила река. А нынче тихо. По ночам только девки на берегу распевают: «Надейся и жди, вся жизнь впереди…» — а река молчит, редко где щучонка вскинется…