А тут еще один голос вмешался, это сестра подошла: «Ой, девочки, главный врач вне себя. На палатного ногами топал. Коновалом его обозвал. «Вы, — кричит, — за смерть Ракина перед трибуналом ответите. С такими врачами мы не только с ранением в бедро бойцов терять будем, но и от прыщей они у нас вянуть начнут».
А судомойка свое выпытывает, чего еще в моей книжке сказано?
Тут я цоп сам себя за карман — при мне красноармейская книжка. Развернул: сержант Бударин Павел Федорович… Мать честная, это я чужой халат одел… Значит, тот, новенький, концы отдал, а за него мои документы сдали. Спаси и помилуй. А когда тебя простынкой накроют и ногами вперед понесут из палаты — все одинаковые. Только и выпирают из-под простыни нос и ступни. Разбирайся, кто там санбоец, а кто товарищ полковник.
Тогда так. Смекаю: надо дело исправлять. А самого меня любопытство раздирает: чего еще про меня скажут? Кудрявенькая говорит: «Давайте главврача попросим, чтобы Ракина в общую могилу не клали. Все-таки он наш был, как медперсонал? И помянуть бы надо?»
Помянули… Сам главврач врывается, как заорет: «Это что за военсовет? Распоясались! В палатах курят, в коридорах грязь, на кухне мухи, на мухах микробы, на микробах болезни… Смирно! Разойдись!»
Бабы враз разлетелись, как брызги по воде. Главный дверь в каптерку дерг… Спаси и помилуй: я как я. Стою одной ногой по стойке смирно, той, которая в сапоге, а на другой шлепанец. Одной рукой «руки по швам» делаю, другой ширинку застегаю. На морде пуговица от шинели отпечаталась. Как медаль. И ободочек и звезда — все на месте.
«Здрасьте, Петр Петрович!..»
«Как? Как так? Вы Ракин?»
«Не как так, а так как я есть Ракин, то и разрешите доложить…»
«Вон отсюда! В покойницкую! Там твое место!»
«Разрешите…»
«Не разрешаю!»
На другой день меня на комиссию. И правильно, раз по самоволкам пошел, нечего в тылу ошиваться. Медицина все знает: кто больной, кто хворый, кто надежный, кто безнадежный.
Вызвали. Стою. «Ракин?» — «Ракин». — «А ну присядь! Теперь встань. Сюда вставай». Стук меня рейкой по башке. «Пишите: рост — метр семьдесят шесть, объем груди… Косоглазие? Нет! Косолапие? Нет! Мелкие буквы разбирает. Жалоб нет? Как так пальца нет? Все на месте. А ну сложи фигу? Ах, простите, коллега, вы имеете в виду палец на ноге… Действительно, нет пальца. Где оторвало? Сам отпал? Топором? Еще в детстве? И до сих пор не отрос? Странно… Пишите — нестроевой».
Вот те на? Мой минбат уже третью реку форсирует, а я тут топчусь у чужих носилок. Прошу направить меня в мой гвардейский минбат, на фронтовое довольствие.
