— А где они зимуют? Век прожил и не думал. Как раньше сазан на зимовку на ямы уходил — знаю, как судак нерестует — знамо. Куда жерех на зиму скатывается или там когда белорыбица в реку идет — знаю. А тут рак. На что он мне?
Нора у рака есть. Доподлинно. В реке он ее у берега, под порогами, роет, на раскатах в кочках — кундраках обитает, под каршами, в корнях подводных устраивается. Это точно. А ежели на дне старое ведро лежит — совсем лафа. Не строиться, материал не искать, с шабашниками делов не иметь — живи. А насчет зимовки дело темное. Да и зимуют ли? Я с ними не зимовал.
Тогда так. Приезжает к нам один ученый молодец. Румяный, веселый, молодой. А скажу тебе, у нас этих ученых за последние годы перебывало — ужас. Один по кильке спец, другой — по селедке. Одна даже экономка приезжала. Ух, баба! Бой! Со своих козырей ходит. Она их всех на фарш смолола — и килечников и селедочников. Вы, говорит, до сих пор изучаете, зачем у селедки хвост растет, а ужинаете «завтраком туриста». Килечник-то помоложе, нет-нет да огрызнется, а селедочник старый как прах, в штанинах путается, только шипит: «Дя-дя-дямагогичка». А какая она демагогичка? У нее в глазах тоска по жениху светится.
Только они укатили, этот с раками пожаловал. Но мне он глянулся. Ученый-то ученый, а кулаки посшибленные, в зеленке. Работяга. Не только градусник в речку ставит, сам и раколовки мастерит. Гоже. Сетку сам и кроит, и ставит, и поднять умеет. В веслах ходить мастак и с парусом, и с мотором, и с шестом управляется хорошо — словом, про такого не скажешь, что белые ручки чужие труды любят.
И он у меня спрашивает:
«Как, по-вашему, Аркадьевич, это верное поверье, что рак падалью питается?»
Я враз не ответил. Смекал. Потом разъясняю:
«Вряд ли, Валерий Дмитриевич. Случается, вентерь подолгу стоит в воде. Поднимешь — в нем живая рыба нетронутая, тухлая тоже, а свежеснулую он всю до костей обгложет».
«Верное, — говорит, — ваше наблюдение».
Неделю мы с ним по ерикам, по ильменям и по взморью шастали. Многое он мне прояснил: сколько раз и зачем рак линяет и где обитать любит, различать научил широкопалых и длиннопалых раков, отверг начисто, что рак охотится за лягушками, крысами и отбросами.
Научил по своему методу раков метить и всякое другое доказал. Дошлый мужик. И подумал я: а рак — труженик великий, пахарь. Всю-то ночь он дно боронит, с травой борется и пожирает. Нет, рыбе он не враг — помощник. И подумай сам: угонится ли рак за живой, здоровой рыбой? Многое он про раков доказал, а я его выучил раков варить. Он, значит, раковед, а я — ракоед.
