— Саша, ты куда глядишь? Васю Толстого проспал.
И в самом деле, только что их объехал огромный черный внедорожник и остановился, прикрыв остановку маршруток, очередь, половину неба и девушку. Через мгновенье Саша уже открывал черную дверь и что-то говорил, наклонившись внутрь салона «геланвагена». Затем он отстранился, а из внедорожника вылез могучий человек в белом пиджаке невероятных размеров. Человек держал в руке плоский кейс, казавшийся совсем маленьким на фоне массивной фигуры.
Вася Толстый подошел к «мерседесу» и кряхтя полез на заднее сиденье. Дядя Костя подвинулся, освобождая ему место. Саша остался снаружи, и водитель, которого он называл Шумахером, тоже выбрался на свежий воздух.
— Целоваться с тобой не буду, — скривился старик, — от тебя одеколоном шмонит как от содержателя притона для голубых. Вася, у тебя случайно сифилиса нет?
— Чего? — не понял Толстый.
— Сифилис у тебя, — кивнул головой дядя Костя, — ты гниешь изнутри, а одеколон на себя бутылками выливаешь, чтобы никто запаха этого мерзкого не учуял.
— Да ну тебя, — обиделся Вася Толстый, — я приехал с тобой дело обтереть, чтобы по понятиям, без разборок, как водится. Ты — уважаемый человек, да и я тоже.
— Бабки верни, — спокойно сказал старик, — тогда с тобой говорить буду. Решу отпускать тебя в Париж или здесь тебя закопаю.
— Я чего-то не понял, — побагровел Толстый, — какие бабки? Разве я тебе что-то должен?
— Гаденыш ты, Васек.
Старик посмотрел в окно на проскочивший мимо микроавтобус. Потом обернулся к собеседнику.
— Как шнырь парашный чужую пайку заныкал, чтобы ночью под одеялом схавать. Чего ты лыбишься: двух лохов развел, с обоих бабки снял и соскочить решил. Все правильно, Васек, барыга это овца, а овцу надо стричь. Но только это мои лохи. Эти барыги, дефолтом пришибленные, ко мне приползли: дядя Костя, помоги — бизнес накрылся. Я им денег дал, к делу приставил, ни гроша еще с них не получил, они только-только подниматься стали, а ты их кинул. Ты, мальчик, не их — ты меня кинул. И ведь знал это, раз в Париж намылился. Я барыг этих из петли вытащил, когда они кругом в долгах были, когда родное правительство нас как лохов последних развело: и барыг, и фраеров, и воров честных.
Дядя Костя замолчал, кашлянул в кулак, поискал кого-то глазами за окном машины и продолжил:
— В прошлом году звоню фраеру одному московскому — он заместителем министра устроился. Говорю, встречаться надо, просьба к тебе одна есть. Он тык-мык со своими понтами — мол, к помощнику моему обращайтесь. — Ты, урод, — говорю ему, — я знаю, кто тебя в правительство протолкнул; если еще хоть слово вякнешь, я тебя в деревенский нужник затолкаю, будешь в дерьме сидеть, а над тобой будут летать мухи. Попрошу всю деревню ходить нужду справлять именно в этот нужник, буду им за это деньги платить, а ты будешь им снизу говорить — я министр, типа, крутой.
