— Знатного вора поймали. Он товарищу уполномоченному районного НКВД челюсть сломал. А отец поднимался с дощатого пола и повторял, сплевывая кровь:
— Это мой сын, Костя Шарманщиков. Кто-нибудь запомните: Константин Иванович Шарманщиков.
И какая-то женщина крикнула ему:
— Все уже запомнили. Ты только молчи, а то тебя до смерти забьют.
Он потом потерял сознание, но его продолжали бить. Потом милиционеры за ноги потащили его к выходу, и на досках пола осталась кровавая полоса. Отца бросили в телегу, меня посадили рядом. Я ехал, держа в руках наш пустой котелок, долго смотрел, как следом за повозкой бежала женщина с окровавленным лицом, таща за руки двух детей. Потом мальчик, не выдержав, упал, и они отстали. А я не знал и не мог знать, в какую сторону меня уводит судьба. Вот такое воспоминание.
Старик замолчал, закрыл глаза, думал о чем-то, задремал может быть. А петербургская осень уже пригнала сумерки.
Аня вошла в подъезд и начала подниматься по лестнице. На подоконнике окна площадки между первым и вторым этажами сидел Филипп. Он поднялся, увидев ее, но навстречу не бросился. Аня сама подошла и, обняв, прижалась к его груди. Почувствовав щекой холод кожи его куртки, чуть отстранилась и поцеловала этот холод.
— Я тебя уже целый час жду, — сказал он, — как дурак сижу здесь. В университет заходил, но староста вашего курса сказала, что тебя целый день не было. И вчера и позавчера.
— Халтурка подвернулась, — объяснила Аня.
Но Филипп не слушал ее.
— Какой кейс замечательный. Откуда? — удивился он.
— Тебе подарок, — улыбнулась девушка, — там еще внутри одеколон, часы и ручка. Посмотри, понравятся ли.
Филипп положил кейс на обшарпанный подоконник и открыл.
— Ух ты, — задохнулся он, — «Картье».
Он расстегнул браслет и надел часы на руку.
— Дешевая китайская подделка, — неуверенно произнесла Аня.
Ей и самой уже показалось, что это совсем не так.
— Да тут и сертификат имеется. Ты в языках сильна — переведи-ка.
Тут же он схватил ручку.
— У моего отца почти такая же. Не совсем, конечно, такая, но тоже семьсот с липшим баксов стоит. А это покруче будет! Где ты все это надыбала? Неужто у иностранцев сперла?
— Ты что? Как ты такое мог подумать?
Ане стало обидно.
— Мне старичок один дал, сказал, чтобы я подарила любимому человеку. Он, наверное, не знает, каких это денег стоит. Ему надо все это вернуть.
— Перебьется, — рассмеялся Филипп, — раз он отдал тебе все это, значит, ему самому не нужны ни часы, ни ручка, ни кейс и уж тем более парфюм.
