— Последняя кампания? — Катон приподнял бровь. Он знал, что Макрон служит в легионах более двадцати шести лет. Он имел право на увольнение и денежное вознаграждение, которое положено ему. Если он, конечно, этого хотел. Но Макрон откладывал с уходом со словами, что время еще не пришло. Нет, пока ему еще оставалось несколько лет хорошей военной службы. И Катон был этому рад. У него была почти суеверная потребность иметь Макрона рядом с собой, когда он отправлялся на войну, и он боялся того дня, когда его друг,
наконец, демобилизуется и уйдет в отставку в какое-нибудь сонное захолустье, пока Катон в одиночестве продолжит свою карьеру. — Он заставил себя переключить свои мысли.
— Интересно, что об этом скажет Петронелла? Если эта кампания состоится на самом деле, она не будет рада разлуке с тобой.
Макрон пожал плечами.
— Это то, что она должна принять, раз уж она решила связаться с солдатом.
— Должен сказать, ты очень учтив.
— Так уж повелось. Она это знает и понимает.
— Тогда она действительно хорошая женщина.
— Да, так оно и есть. — Макрон налил остатки вина в их чаши. — И когда я, наконец, уйду из армии, я буду гордиться, что она станет моей женой.
Катон широко улыбнулся. — Интересно, а вы об этом думаете вместе?
— Мы уже все обсудили. Не могу жениться, пока я еще служу. Но самое меньшее, что я могу сделать, это гарантировать ей все необходимое, если со мной что-нибудь случится. Я составил завещание. Просто нужен свидетель, если ты не возражаешь, господин?
— Возражаю? Я с удовольствием это сделаю, — Катон поднял свою чашу. — За долгую и счастливую совместную жизнь. Конечно, с учетом требований военной службы.
Макрон изобразил хмурое выражение лица. — Да иди ты!
Затем он поднял свою чашу и стукнул по чаше Катона. — И вам долгой и счастливой жизни. Тебе и Луцию, обоим.
Они повернулись к ребенку и увидели, что он упал вперед, положив голову на сложенные руки, с закрытыми глазами и глубоко и ровно дышал.
— Спит на дежурстве? — Макрон втянул в себя воздух. — Какое наказание за это? Тогда никаких катаний по двору или пикников с дядей Макроном сегодня вечером.
Катон покачал головой. — Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, что ты жестокий ублюдок, Макрон?
— Нет, я мягкий как ягненок. Можешь спросить парней из моей центурии.
Они рассмеялись и осушили свои чаши. Вино, полуденная теплота, дружеское общение с давним другом и мирный сон его сына в совокупности дали Катону необъятное ощущение благополучия, и он молился, чтобы проконсул Квадрат воздержался от прибытия на встречу с командующим еще на несколько дней.
