Кроме того, в свете петроградских переговоров у Москвы могло создаться впечатление, что начавшееся в феврале 1919 г. польское наступление могло быть и следствием осведомленности польского руководства о позиции Великобритании и США по поводу «де-факто правительств». Поэтому оно старалось занять как можно большие территории на востоке, рассчитывая, что в текущей ситуации Антанта, вероятнее всего, признает эти завоевания. У Москвы, таким образом, оставался только моральный козырь: нужно было всеми силами демонстрировать свои мирные стремления и стараться как можно скорее установить дипломатические отношения с Польшей, вступив с ней в переговоры по территориальному вопросу.
15 марта Иоффе писал Чичерину в ответ на его «конспиративное письмецо по поводу поездки в Питер», что, если принимать предложенное соглашение, то делать это надо как можно скорее, так как «фактические территории быстро меняются: вчера взят Слоним, угрожают Барановичам, взят Шавеш, угрожают Поневежу, наконец со дня на день ожидается наступление немцев из Ковно на Вильну. Если кончать, то нам очень важно было бы, чтобы занимаемая нами теперь часть Литвы и Белоруссии оставалась за нами. Я бы советовал форсировать это»>300. Иоффе также выражал надежду, что в переговорах с Венцковским НКИД будет «отклонять всякие переговоры о Литве и Белоруссии, ссылаясь на самостоятельность этой республики. В противном случае ведь не имело смысла играть всю эту комедию»>301.
Таким образом, несмотря на уже начавшееся польское наступление, советское руководство надеялось удержать за собой хотя бы часть белорусских и литовских территорий до того момента, когда дипломатическим путем, с помощью Антанты, удастся закрепить территориальный статус-кво. Самостоятельный статус Литовско-Белорусской советской республики должен был при этом позволить исключить вопрос о судьбе этих территорий из круга обсуждаемых в Москве проблем.
Одновременно советская сторона пыталась создать морально неблагоприятную атмосферу для нападения Польши на территории, которые она считала принадлежащими ей как по историческому праву, так и вследствие доминирующего польского культурного и экономического влияния на этих землях. В то же время Польше давали понять, что она может рассчитывать на часть спорных территорий, в частности, Белостокский округ, если согласится мирно урегулировать конфликт и признать новые советские республики. В этом отношении очень характерна нота, направленная виленским коммунистическим правительством МИД Польши от 16 февраля 1919 г. В ноте говорилось, что «трудовые массы Белостокского уезда чувствуют свою неразрывную связь с советскими республиками Литвы и Белоруссии, несмотря на все затруднения, существовавшие для них при германской и польской оккупации, представители от рабочих и крестьян этого уезда принимали участие во всех съездах, имевших место за последнее время в Литве и Белоруссии. Эта связь с указанными республиками подтверждается также этнографическим составом населения этого уезда, где польский элемент составляет только меньшинство». И тем не менее авторы ноты предлагали Польше принять участие в намечавшейся в Москве конференции по территориальной проблеме. Литбел соглашался уступить Белосток на основании мирного урегулирования, но протестовал против насильственных действий поляков в Белоруссии, настаивая на состоявшемся самоопределении края
