- А теперь с лучком! С лучком и яичком попробуйте, - с плохо сдерживаемым восторгом проговорила Марь Филипповна. – Тоже, пока не остыли. После молочком запьете, оно весь запах отобьет, если боитесь. Тоже Леночка научила, она у нас столичная штучка была, в Москве на историческом факультете училась, могла в школе преподавать и много всего полезного знала. Говорила, что так древние греки делали, только у них козье молоко было, а не коровье. Ну, думаю, коровье-то еще лучше действует, оно же вкуснее и не пахнет. А у нас, представляете, корень петрушки жевали для таких случаев.
Рой, мысленно улыбнувшийся при упоминании о древних греках, усиленно закивал с набитым ртом. Он почти испытывал неловкость – оттого что никак не мог остановиться, и перестать брать следующий пирожок, когда прежний заканчивался. То есть, неловкость он испытывал, конечно, но какую-то совсем неубедительную, потому что было слишком вкусно.
- Знаете, что, - решилась Марь Филипповна, когда на обоих блюдах осталось едва ли по трети от принесенного. – Давайте я для вашей жены рецептик запишу. Берегла его берегла, как обещала, никому не давала, и что?
Рой чудовищным усилием протолкнул в пищевод очередную порцию:
- Не надо для жены, - поспешно выдавил он.
Плохо пережеванное встало колом, едва не вышибив слезу.
- А что так? – всем весом подалась вперед Марь Филипповна, чудом не своротив стол.
Сцилла, определенно, Сцилла.
- Да стар я уже, привычки менять, - отдался на волю течения Рой. – Всю жизнь в работе, в разъездах, в командировках. Мне и одному хорошо.
- Ой, да что вы такое говорите?! – под ментальный хохот обожравшегося роевскими пирогами Ерика, всплеснула руками Марь Филипповна. – Ну сколько вам? Сорок пять? Пятьдесят? Разве это старость? А сколько молодых интересных женщин, - снова поправив кудряшки и выставив грудь, как флаг на Рейхстаге, ринулась она в атаку, - сколько молодых интересных женщин были бы счастливы ждать вас из командировок, готовить к вашему приезду самые любимые блюда, дом украшать, согревать вам… сердце.
- Вообще-то тридцать восемь, - сухо поведал Рой, мощным гребком выведя полуутопшее судно в относительно нейтральные воды.
- А? – у Марь Филипповны вытянулось лицо. Ерик на своем подоконнике уже не ржал – валялся кверху брюшком, хрипел и слабо дрыгал всеми тремя парами лапок. Госпожа явно судорожно подсчитывала разницу, но выходило, что даже если она где-то ошиблась на десятку, то особого значения это уже не имело. – Ага, - на удивление быстро пришла она в себя, - так ведь я-то и говорю, ну что вам, сорок пять уже, что ли, или пятьдесят? Вижу ведь, что не старше тридцати пяти… - уныло вздохнула она.
