— Предположительный прогноз — девяносто девять и девять, — мрачно вставил Рой, уже примерно представляя, куда клонится разговор.
— А жизни, жизни сколько же ты ему укоротил! — не слушая, возопил шеф. — Он же ж, сколько вот так промается, бедолага? А восстановление потом? И за это... за халтуру такую, не побоюсь сказать, двадцать пять из двадцати пяти?!
— Да прекратите вы уже, — не выдержал Рой. — Жизнь я ему не укорачивал, минимум лет двадцать лишних подарил. А то, что в гипсе вылеживаться остался, так это ему время на размышления. Из больничной койки ни в кабак не сбежать, ни по бабам. Да что я рассказываю, все в отчете есть. Без нашего вмешательства пропал бы мужик. Сами меньше года ему давали.
— Ну, давал, — не стал спорить шеф. — Только ты со своими лимбовскими ухватками слишком уж прямолинейно к задаче подошел. Можно же было помягче как-то, понежнее. А ты его взял — и под грузовик столкнул. Нехорошо.
Рой вдохнул, сосчитал до трех — дальше не успел — и выдохнул:
— Так. Мужик по нашей части шел? — в лоб спросил он.
— По нашей, — подтвердил шеф. — Точнехонько по нашей. Ни единой светлой мысли, токмо о себе любимом... то есть, даже не любимом.
— Приступы аутоагрессии были?
— Аутос...- попытался прикинуться шеф дурачком. Рой посмотрел на него в упор. — Ну, были, были. Даже на суицидника походить начал.
— То есть, брёл прямиком во тьму, ни на что не оглядываясь.
Шеф подпер щеку кулаком и сделал честные глаза:
— Всё так. И что?
— Да то, — буркнул Рой, отчетливо осознав, что от его выступлений, доказательств и убедительности не зависит сейчас ровным счетом ни-че-го. — Встряска требовалась, — по инерции продолжил он. — Сильная, чтобы все в душе перевернула. А потом время на обдумывание своего плохого поведения.
Про очень большую вероятность дальнейшего совместного сосуществования клиента по выходе из госпиталя с приятной и строгой медсестричкой Рой даже упоминать не стал — видел, что бесполезно.
— Угу, — шеф покивал. Грозовые тучи над его головой незаметно рассосались, поверху вновь повисла чернота с вкраплениями красиво подсвеченного космического мусора. — Только я вот что тебе скажу. Надыть комиссия пожаловала. Из ваших, из лимбовских. Уж не знаю, кто этих эриний на нас натравил, да только в твои блюдца они вцепились как голодные тараканы. Все по кусочкам, по клочкам растащили, из восьмидесяти двух твоих пятьдесят семь сделали. Эй, ты что, друг ситный, ты чего? Аль не вечный уже стал? Клепушку, что ль, позвать, а?
