Она посмотрела на него, усмехнулась, ответила:
— А под какой он должен быть?
— Надеюсь, ты не забыла мою фамилию?
— Садись-ка ты лучше, — вздохнула она. — И оставь эти тетрадки. Мы так давно не виделись, что говорить нам еще долго-долго. И о твоей фамилии тоже.
Она сказала это просто и в то же время властно; он покорился, сел, оглядел стол, еда была обильная: селедка, розовая ветчина, телячья колбаса, икра, помидоры, соленые огурцы, а на блюде жареное мясо с картошкой. Да Вера Степановна всерьез готовилась к встрече.
Петр Сергеевич молча ел, поглядывал на нее и обдумывал, как себя вести с Верой Степановной дальше; он уже понимал — за Алешу предстоит бой, Вера Степановна не только, видать, заботилась эти годы о его сыне, но и приучила к себе, вот даже отцовской фамилии лишила; может быть, он и зовет-то ее мамой, ведь когда умерла Нина, ему было полтора годика. Наверняка забыл и родную мать, и отца — память у детей некрепкая.
Она сказала:
— С Алешей, Петр, так: пока будет жить со мной.
— Что это значит «пока»? — усмехнулся он. — Год, два или десять лет?
— Ты ведь еще не устроен.
— Я вкалывал, чтобы приехать не с пустыми руками. Мы с ним проживем, не бойся.
— При чем тут деньги? Если бы у тебя их не было, я бы нашла. Он считает меня своей матерью.
— А кто же отец? — Опять усмехнулся он. — Какой такой Скворцов?
— Он знает, что у него есть отец, знает, что далеко.
— Так в чем же дело?
— Он не знает только одного — что случилось с тобой. И я бы не спешила с этим. Он не простой паренек. И неизвестно, что с ним произойдет, когда на него обрушится прошлое… Ты присмотрись, что делается вокруг.
— А что делается вокруг?
— Может быть, там, где ты жил, люди не испытали таких потрясений…
Петр Сергеевич понял, о чем она; мог бы ей многое поведать на эту тему, не только в лагере, но и в дороге наслышался немало. В поезде люди заходились в истеричных спорах, одни орали о душегубстве, другие вопили: да мы с тем именем в атаку ходили, — случалось, заводились до драки. Прошлое и в самом деле ураганом врывалось в настоящее, многое корежа на своем пути. Но при чем тут он и его Алеша? Петр Сергеевич положил себе на тарелку вкусного, сочного мяса; он был голоден, целый день ничего не ел, рано утром в поезде выпил полстакана чаю — и все.
Вера Степановна ждала, когда он поест, а он не торопился, к нему вернулась его устойчивая непроницаемость; он мог так молчать часами, и никто бы не добился от него ни единого слова. Он отрешился и от Веры Степановны, и от этой квартиры, только видел перед собой мальчишку, каким он был изображен на фотографии, присланной Верой Степановной. Он не раз с ним разговаривал мысленно, и это были интересные разговоры: то про войну, то про тайгу или завод. Петр Сергеевич знал: Алеше интересно все, что он рассказывает, так же интересно, как было ему самому, когда он слушал отца.
