Про китайцев Леша сказал, что “эти полтора миллиарда прутся в будущее как сумасшедшие”. Ну, типа отрезанный ломоть. “То, что они сделали с остатками старого Пекина, это дикость, но будущее безусловно за ними”. Мы помолчали, отдавая должное настою и аромату напитка — потом единодушно решили, что нам в ихнее будущее не к спеху.
Под занавес Леша как бы невзначай обронил:
— Здесь две беспроигрышные темы — Чернобыль и Лукашенко. Под них получить гранты не стоит ровным счетом ничего. На них слетаются, как навозные мухи. У меня не было бы никаких проблем по части финансов, если бы я принял хоть одно из таких предложений — а мне их делают постоянно. Мне почему-то кажется, — тут он внимательно посмотрел на меня, — что это не такие темы, с которых можно кормиться.
Я кивнул, сделав вид, что не понял намека. Разумеется, и Лукашенко, и последствия чернобыльской катастрофы входят в круг моих интересов. Что ни говорите, а Лукашенко на сегодняшний день — единственный белорусский бренд, раскрученный на мировом уровне. Собственно, Леша по-своему обозначил проблему: нынешний глава государства настолько плотно заполняет собой общественно-политическую нишу, что больше туда никому не протиснуться. Он сам себе голова — в том смысле, что вся система государственной власти заточена под Лукашенко, представляя собой в некотором роде сплошное государево тело. Войти в эту систему можно только через соответствующие физиологические отверстия, что для большинства решительно неприемлемо. От слизистой органики, именуемой государством, нормального человека просто воротит. Это здоровое отчуждение человека от государства, массовая непричастность белорусов к отправлениям государственного организма рождает в стороннем наблюдателе ощущение удивительной чистоты и детскости здешних нравов: в Белоруссии не принято сволочить власть, ее здесь просто не замечают. Государство отделено от народа не указами президента, а его физикой и органикой. И ничего другого народу не остается, как быть свободным от государя: жить, трудиться, растить детей, почитать родителей, совершенствовать различные медитативные практики (в первую очередь, естественно, на основе алкоголя, однако не только). Ничего другого не остается, как жить в себе.
В этом контексте — в контексте доброго батьки, отпустившего свой народ играться в песочнице — можно, наверное, говорить об отсутствии взрослости; о том, что белорусская нация еще не сформировалась, еще не отрастила себе положенные взрослой нации причиндалы (в первую очередь национальную элиту и государственную бюрократию, осознающих себя не придатками первого лица, а самоценной прослойкой). Она еще не закоснела во взрослости и чем-то напоминает ошарашенного собственной физиологией подростка. (Каким-то удивительным образом эта “недосфрормированность” нации передается на индивидуальный уровень: здесь даже взрослые особи по части детскости, смурной подростковой задумчивости дадут изрядную фору среднему российскому недорослю). Как сказал один специалист по гормональному развитию, осматривавший меня в мои четырнадцать лет: “Будем надеяться, что сдвинутые сроки развития дадут нестандартную личность”. Вы не поверите, но он оказался прав.
