Мария Викторовна не выдержала, указала пальцем на майора и сказала Косареву:
— Представляешь, Саша? Этот тип крался к нам на второй этаж, в нашу спальню в одних носках! Как вор или извращенец! Ни стыда, ни совести!
— Отставить! — выкрикнул майор. — Прекратите оскорбления! Нам известно, что на вашей даче полно оружия! Гражданин Косарев, вы сами его покажете или я прикажу моим людям перевернуть все вверх дном?
— Зачем переворачивать, — спокойно сказал Александр Васильевич, — моя коллекция оружия зарегистрирована в милиции, есть разрешение. Это за моим кабинетом. Там еще одна дверь, откроете и увидите. И аккуратней. Иначе я доложу вашему начальству.
— Какому начальству? — вдруг услышал Косарев и поднял голову.
Перед ним стоял Берия.
Обыскивали несколько часов под руководством самого наркома. Цеплялись к каждой бумажке, нюхали, смотрели на свет, даже подносили свечу — искали шифровки, тайнопись. В результате ничего, кроме книг классиков марксизма, рабочих тетрадей Косарева и журнальных подшивок, не нашли.
В результате дома, действительно, образовался разгром. Вещи валялись на полу вперемешку — одежда, посуда, граммофонные пластинки, газеты, обувь.
Незаметно в окнах стало светлеть, наступал рассвет.
Военные зевали. Им хотелось спать. По всему было видно, что они мечтают поскорее покончить с делом и отправиться по домам.
Наконец, Косареву официально объявили об аресте и велели собираться.
Косарев посмотрел на жену. На ее лице не дрогнул ни один мускул, из глаз не пролилось ни слезинки.
— В таком случае, — сказал Косарев, — позвольте хотя бы проститься с ребенком!
Майор в носках кивнул, и они отправились в детскую.
Лена спала.
Косарев стоял и смотрел на нее, не проронив ни звука, откуда-то зная, что видит дочку последний раз в жизни.
Наверное, он так долго стоял у кровати, что майору в носках надоело ждать. Он почти нежно коснулся плеча арестованного и тихо сказал:
— Товарищ Косарев, простите, нас ждут…
— Саша, я тебя больше не увижу? — спросила Маша мужа, когда его вели мимо, по коридору, к двери, подбежала, обвила руками…
Моя бабушка вела себя как грузинка и большевичка. Как умная женщина, которая и без Косарева находилась в гуще политических событий. А бывая с мужем на вечеринках сталинских вассалов, слушая их разговоры, изучив их нрав, — отлично понимала, что эти люди ради своей шкуры готовы на все.
Например, вдруг начать называть черное белым и наоборот.
Отвернуться от самых старых боевых друзей, от товарищей по оружию, с которыми прошли и революцию, и Гражданку, проклясть их имена, если Хозяин назвал их врагами.
