— Натах, а чего-то белье вроде кислым воняет…
— В кого влюбилась? Блины пересоленные…
— Вечно у меня чашка чумазая. Отмыла бы содой что ли.
Натаха сначала впадала в отчаяние, пыталась оправдаться, что-то доказать, но потом довольно быстро смекнула, что оборона — не лучшее средство защиты, и, как только обнаружила, что беременна, перешла в наступление. Однажды, получив от мужа замечание по поводу рассольника, мол-де мочой воняет, собрала у всех тарелки с супом, вылила их содержимое обратно в кастрюлю, а затем опорожнила ее в унитаз и гордо удалилась в свою комнату. Побелевшая от гнева свекровь посмотрела на сына и молча пустила слезу. Этого было достаточно, чтобы привести его в бешенство: жена покусилась на святое — на маму. Он ворвался в комнату и с криком «Дура ненормальная!» толкнул Наташку. Падая на тахту, она ударилась рукой о стол, и, чтобы удержаться, ухватила край скатерки. На пол упала ваза и со звоном разбилась. Наташка истошным голосом завопила:
— Люди добрые, убивают! Помогите!
На крики в комнату влетела свекровь и тоже принялась орать. Орала Наташка, орал муж, орала свекровь. В дверь принялись звонить и даже колотить любопытствующие соседи. Услышав звонок, Наташка рванула на себе халатик и, расталкивая домашних, босая и расхристанная выскочила на лестничную площадку:
— Звери! Зверье! Беременную женщину бить! Издеваться вздумали! Я найду на них управу! Будет им и профком, и партком!
И она, рыдая, спотыкаясь и цепляясь за перила, покатилась к выходной двери. Ее, конечно же, вернули домой перепуганные и опозоренные родственники, мир был восстановлен, но ситуация переломилась в Наташкину пользу, и обратного хода она уже больше не допускала. Теперь она вечно ходила с недовольным лицом, ворчала, делала замечания и терроризировала домашних всяческими приметами, в основном неблагоприятными, в коих обнаружила недюжинные познания. Нельзя было стряхивать крошки со стола в руку — денег не будет, вытряхивать скатерть и подметать полы на закате — денег не будет; просыпалась соль — быть скандалу, гудит на плите чайник — быть беде, к ней же — споткнуться на пороге; разбить зеркало или вымыть пол за уезжающим — к покойнику. Нельзя было доедать за молодыми — воровать у них молодость, наступать на ногу — к скандалу, уронить кусок хлеба — голодовать. Родители слонялись по квартире как неродные, боясь совершить какое-нибудь действие, которое могло оказаться по примете не к добру.
