— Есть, да только лески, поди, сгнили. Раньше лески-то нитяные делали... А чего, поглянулось?
— Очень! Днем бы еще половить... Лодка у них свободная...
— На дорожку по утрам да вечерам клюет. Днем лучше удочкой.
— Удочкой-то я никогда не ловил. Получится ли?
— Чего ж не получится? — удивился дед. — Дорожка мудренее, и то, вишь, получилося.
— Можно попробовать. Мы тонкой жилки много привезли и крючков всяких.
Пока Герман искал в рюкзаке лески да крючки, старик внес в избу два длинных прямых удилища, а потом долго мял в заскорузлых пальцах скрипучие мотки капроновой лески.
— Вот эта, пожалуй, самая подходящая, — он остановил свой выбор на жилке в 0,3 миллиметра. — Размотай-ко, у тебя глаз вострее, да и привяжем... А крючки?
— Здесь, — Герман открыл пластмассовую коробочку. — Какие были в магазине, всех по десятку взял.
— Дак я, парень, и не вижу ничего! — дед склонился над коробочкой. — Погоди-ко, чайное блюдце достану. — Он взял из шкапа блюдечко, положил на стол. — Во, сыпь сюда!
Герман высыпал крючки, а дед уселся на лавку, взял в руку спичку.
— Господи, чего есть-то! — поразился он. — А мы, помню, из гвоздей да из булавок делали. Да на эдакие крючки прорву рыбы можно наловить! Вот такой, мелконькой, — он ткнул спичкой в крохотный крючок, — на плотичек в ручье дак в самый раз, а этот — кажись, еще и кованой! — на озеро годится. Такой и надо!
— Не мал? — после дорожечных якорьков выбранный крючок показался Герману слишком мелким.
— Не, не, в самый раз! И плотица попадет, и окуня сдержит.
Бабка Акулина краем уха прислушивалась к этому разговору и умильно посматривала то на мужа, то на внука. Что-то трогательно доброе и светлое было в этих приготовлениях к рыбалке. Они напоминали Акулине ту далекую пору, когда вот так же возились с удочками сыновья-подростки...
К тому времени, когда поднялся Василий Кирикович, все приготовления к рыбалке были закончены.
За завтраком Савельевич подробно и длинно объяснял, где, в каких именно местах лучше ловить рыбу, но Василий Кирикович плохо помнил названия мысов и заливов, ручьев и луд и потому в объяснениях отца разобраться не мог.
— Ну хоть луду Плешь-пя знаешь? — спрашивал огорченный старик. — Она у Черной ямы.
— Но Черная яма на той стороне озера!
— Верно. Дак вот перед ямой, маленюшко левее и ближе к мысу Мюрк-немь — луда Плешь-пя. Там и кол должен стоять. С этой луды хорошо видно большие шо́лли[7]. Как смотришь на Мюрк-немь, так их и видно... В тех шоллях всегда здоровые окуни клюют.
