— Ого, половина одиннадцатого? Ничего себе...
— Дайте котелок. Я воды-то привез, дак чай можно греть.
— О, это хорошо! Мы не чай — кофе сварим, — Василий Кирикович, кряхтя, поднялся. — А ноги-то болят. Раньше, бывало, по пятьдесят километров в день хаживал, а теперь...
Ваня наполнил котелок водой и повесил на шестик над огнем.
— Вы вот грибов поешьте, — он придвинул Василию Кириковичу бересту с горкой печеных грибов. — Пока не остыли...
— Грибы? Где ты их взял? Мы ни одного гриба не видели.
— Дак я впереди шел. Вот и собрал. Да там, у ручья...
— Что ж, попробую...
Василий Кирикович двумя пальцами взял грибок, оглядел его, понюхал, и глаза его вдруг изумленно расширились. От гриба пахло... детством. Да, да, именно детством! Он втягивал в себя этот неповторимый и несравнимый ни с чем аромат, и ощущение было такое, будто время стремительно повернуло вспять, в мгновение ока промелькнули десятилетья, и он уже не пожилой, много поживший человек, а такой же парнишка, как этот Ваня, что сидит по другую сторону костра.
— Вы чего? Думаете, не испекся?
Василий Кирикович вздрогнул.
— Нет, нет, испекся, — он сунул грибок в рот и долго, смакуя, жевал. — Ах, какая прелесть!
— Вы ежели ничего не будете из мешков да чемоданов доставать, дак я запрягу да начну складывать. Время-то идет!
— Да, да, складывай. Плащи мы на себя наденем... Нет, погоди! — он порывисто придвинул к себе сумку и, суетясь, стал выгружать из нее на бересту снедь. — Ну-ка, поешь сначала. Вот корейка, колбаска, апельсины... И хлеб этот еще наш, казахстанский. Попробуй!
— Спасибо, я ведь ужинал.
— Ничего не знаю! Садись и ешь, — и Василий Кирикович стал будить Германа.
4
Лесная дорога из Сарги в Ким-ярь была хорошо знакома Мальке. За шестнадцать лет, которые она ходила в упряжке, путь этот был проделан ею десятки раз. Малька помнила каждую болотину, каждую гору, каждый ручей. Перед трудным местом она непременно останавливалась, чтобы дать людям возможность проверить, все ли ладно с упряжью и поклажей, и уж потом осторожно двигалась дальше.
Для нее будто и не существовало времени суток: днем ли, ночью ли, в проливной, дождь или в метель — Малька всегда вела себя спокойно и шла ровно своим обычным шагом. И теперь она тоже не спешила, но заметно волновалась, изредка тревожно и глухо всхрапывая.
А ночь была темна. Над дорогой, в разрывах ветвей, то тут, то там виднелись звезды, но они не только не давали света, а еще более подчеркивали темноту.
