Чип поморщился.
— Наша печать демонстрирует свою свободу. Не всегда удачно.
— Я в этом нисколько не сомневаюсь и на вашу свободу не покушаюсь. Я радуюсь за американских журналистов вместе с вами, разумеется. Извините, но мне придется быть грубым: а что, письмо вашей сестры точно так же напечатают, как и дневник Дженретт? Или, может, его уже напечатали?
— Джудит… Она заблуждалась, — Чип с трудом выискивал самые нейтральные слова, чтобы не осквернять память сестры.
— Она была права, мистер Чип. — В голосе генерала послышались нотки человека, привыкшего к тому, что он-истина в последней инстанции. — Только я не вижу ничего зазорного в ее письме. Работала на ЦРУ? Так было нужно и будет нужно. А вы сами работаете в УМС? И только в УМС? Ну смелее, смелее, какая-то Рита Дженретт не побоялась раздеться перед объективом. Скажите: «Да, я работаю исключительно в УМС», и я отпущу вам все грехи. Но не поверю.
— Я сегодня не исповедуюсь, да и вы не прихватили епитрахиль, — хрипло произнес Чип. — Извините, я устал.
Ему опять повезло, потому что пилот крикнул: «Начинаем снижаться!»
— У меня есть повод удалиться, но прежде чем уйти, хочу сообщить: за час до нашего отлета из Исламабада, в том же аэропорту взяли Клегга. Он вез оружие — вы его знаете? Ну наверняка слышали о нем. Его, понятно, отпустят, это глупость нашей таможни. Но кто ее «навел», вот ведь вопрос. Случаем, не в курсе? — не дожидаясь ответа, генерал ушел в кабину, оставив Чипа прильнувшим к иллюминатору.
«Токио. — Чип расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и ослабил узел галстука. — Токио — и потом Сан-Франциско».
Из телеграммы резидента ЦРУ в Японии, полученной и расшифрованной в Лэнгли через час после приземления «Чессны»:
«Субъект сломался. «Сержант» загнал его в угол. Предстоящие поступки непредсказуемы, но первая встреча с «Лохматым». Вылетает в Сан-Франциско сегодня».
Из телеграммы штаб-квартиры ЦРУ резиденту в Исламабаде (расшифрована через два часа после приземления «Чессны»):
«Благодарю за оперативность. Исполнение прекрасное. «Сержанта» поощрить».
Вирджил Чип стоял перед дверью, на которой была прибита табличка: «Кевин Дж. Розендейл, журналист». Прошла минута после звонка, прежде чем Чип услышал, как кто-то подошел к двери. Дверь открылась, и на пороге показался лысый мужчина лет тридцати с круглыми очками на кругленьком лице. На нем была помятая ковбойка сиреневого цвета и белые джинсы. На ногах — шлепанцы.
— Меня зовут Вирджил Чип, здравствуйте. Вы — Кевин Розендейл?
