— Благодарствую. Не видел тебя тут.
— А вы что, всех знаете? — почему-то ершисто отозвался Петя.
Мужчина усмехнулся.
— Всю жизнь вон там живу. — Он махнул рукой в сторону частных домов. — С Кузей в парке гуляю. Все на виду, это ж как деревня.
— В общаге много народу? — неожиданно для себя спросил Петя.
Собеседник внимательно поглядел на него.
— Кому уехать некуда, те живут, конечно. Привыкли.
Это прозвучало жутковато.
— К чему привыкли?
Мужчина помолчал.
— А тебе-то что? Ты чего тут? Девушку свою ждешь?
Сколько вопросов.
— В общежитии комнату снимаю.
Мужик отвел руку с сигаретой ото рта и присвистнул.
— И как?
— Нормально, — осторожно ответил Петя. — Вы странно разговариваете. Загадками.
Мужчина глубоко затянулся.
— Какие загадки? Дело-то ясное. Общага на плохом месте стоит. Раньше тут церковь была, потом сгорела. Снесли — пустырь был, а потом общагу построили от фабрики. Зря только построили. Неспокойно тут. Если дерутся, то до смерти. Из окошек бросаются, вешаются. А от сердца сколько народу померло, от водки — не сосчитать! Надо бы… — Мужчина умолк, будто потерял интерес к разговору.
— И что же надо-то? — поторопил Петя.
— А ничего! Кто поумнее, продали комнаты да съехали. Кто на дешевое жилье польстился, кому идти некуда, те живут. Куда деваться? У меня корешок там, на четвертом этаже. Коля.
— И я на четвертом, — машинально ответил Петя.
— Привет передавай от Михалыча. Коля говорит, ничего, можно жить.
«Если это вчерашний старик, то ясно, как он живет: калдырит, небось, каждый день», — подумал Петя.
— Ну, бывай! Пора мне, — окончательно свернул беседу Михалыч и пошлепал по лужам прочь, потянув за собой Кузю.
Петя с тяжелым сердцем тоже побрел к подъезду. Разговор осел на душе, как черная угольная пыль: не смоешь. Церковь, смерти, самоубийства — и в центре всего этого он.
В подъезде горела тусклая лампочка. Почти все перекореженные почтовые ящики были открыты: похоже, никто не получал корреспонденцию, надобности в них не было. Петя прислушался. Тишина как на кладбище, когда всюду не живые люди, а мертвецы, которые не шумят. До тех пор, конечно, пока им не станет тесно в холодных могилах, они не заворочаются и не захотят выбраться наружу…
«Фу, придурок, зачем про мертвецов-то вспоминать», — одернул себя Петя и почти бегом направился к лифту.
Тот стоял на первом этаже, поэтому двери с дребезжанием разъехались в стороны, стоило Пете нажать на кнопку. Едва он вошел внутрь, как дверь подъезда распахнулась. Петя увидел женщину лет пятидесяти, похожую на строгую учительницу, которая на ходу закрывала синий зонтик.
