Подготовились, как всегда, тщательно, Клим даже купил снимок местности. Они же педантичные были, немцы-то, где бы ни располагались, все тщательно фиксировали, а после войны эти сведения достались американцам. Сейчас можно в их архиве заказать снимок конкретного участка, а потом наложить на современную карту местности — и вуаля, приезжай, работай.
Мы и поехали, как только возможность появилась (основную работу тоже никто не отменял), а уже в Холодках нас огорошили:
— Дня три назад студентики приехали, целая толпа. Человек десять, молоденькие совсем, моложе вас, — говорила продавщица в магазинчике, куда мы с Климом зашли купить воды, а заодно разведать обстановку. — Тоже на болотах копать собрались. С электрички приплюхали, бедолаги.
У Клима отвисла челюсть. У меня, подозреваю, тоже видок был тот еще.
Вот тебе и нехоженые места!
— Только зря они это. И вы зря, — сердито буркнул мужичок в дурацкой бейсболке с Губкой Бобом и недовольно поджал губы. — Нечего туда соваться, приключения на задницу искать. Но вы же, молодежь, самые умные, вам слова не скажи.
Сказал и выкатился из магазина. А продавщица переключилась на новую покупательницу. Мы с Климом вышли на улицу и собрались уже садиться в машину, когда увидели, что нам машет лысый тощий старик.
— Этому-то чего надо? — сквозь зубы пробормотал Клим, который еще не отошел от новости про конкурентов.
— Ребята! Вы на Холодковскую топь, что ли? — Старик запыхался от быстрой ходьбы.
— Быстро тут вести разносятся, — сказал я.
— Что ж вы прямо косяками в наши места, — посетовал старик и назвался Степаном Ивановичем. Мы тоже представились. — Раньше никого не было, желающих-то. И правильно! Незачем там ворошить. Я вам так скажу: любовь к истории — дело хорошее, но в те края вам не надо. Тех-то ребят люди тоже отговаривали, только они слушать не стали.
Я хотел сказать, что и мы не станем, так что нечего время терять, но Клим меня опередил:
— Мы не первый день этим занимаемся. У нас и разрешение есть от исторического сообщества. — Разрешение, по правде сказать, было давно просрочено, но это уже детали. — Так что к нам никаких претензий.
— Никаких, ясное дело, — смиренно покивал Степан Иванович, — никто ж не против, если разрешение. Дело не в том, что нельзя, а в том, что не нужно.
— Это почему же? — скучливо спросил я.
— Гиблые места. Местные туда ни ногой, ни за какие коврижки. Болота непроходимые, сколько народу полегло! Без захоронения, неотпетые, безымянные, там и лежат. Гитлеровцы и наши, вперемешку.
