Теперь или никогда! | страница 78
Евлампий Оскарович повернул подушку на прохладную сторону, громко вздохнул. Жена проснулась. Недовольно спросила:
— Долго ты будешь ворочаться? Покоя от тебя нет!
— Покоя? — переспросил он, посмотрел на ее пухлое, раскрасневшееся от сна лицо, густо намазанное кремом, и вдруг произнес злорадно: — Скоро никому не будет покоя. Ни мне, ни тебе!
Вера Платоновна приподнялась на кровати. Сон мгновенно покинул ее.
— О чем ты говоришь, Евлампий? Что случилось?
— Ничего, — угрюмо ответил он. — А вот в один прекрасный день проснешься, глянешь в окно, а там — красные. Что тогда скажешь?
Мадам Пятакова с презрением пожала плечами.
— Ну что ты еще придумал? Или твои детективные романы окончательно замутили тебе разум?
— А что, разве не может быть такого?
— Нет, — отрезала она. — Не может. Никогда! Немецкая армия — самая могучая армия на свете, армия, которая уже победила целых полмира и скоро победит весь мир, весь, с начала до конца! А большевиков уже не существует, это известно даже самому маленькому ребенку. Советы разгромлены и уже никогда не вернутся сюда. Никогда, никогда, заруби это на своем носу!
Вера Платоновна умела удивительно успокаивающе действовать на супруга. Умиротворенный, он ласково погладил ее по плечу:
— Ты просто как валерьяновые капли…
— Ложись-ка спать, — сказала она, — а то, если я не высплюсь, у меня целый день дурное настроение…
И он уснул, в душе благословляя судьбу за то, что у него такая разумная, с сильным характером, дальновидная жена…
Он спал, и ему виделся сон, будто ожили персонажи криминального романа, который он читал на ночь. Какой-то человек в черной маске настойчиво твердил ему: «Не надо ничего бояться, мы тебя не дадим в обиду…» И при этом почему-то стучал палкой об пол над самым его ухом. Потом этот некто в черной маске скрылся, а стук все продолжался, и Евлампий Оскарович неохотно открыл глаза. Кто-то сильно стучал во входную дверь.
Проснулась Вера Платоновна:
— Стучат, слышишь?
— Слышу, — ответил он. Взглянул в окно: глухая черная ночь простиралась вокруг. — Который час? — почему-то шепотом спросил он.
— Иди скорее открой, — сказала Вера Платоновна.
Пятаков чиркнул спичкой, взглянул на свои часы, лежавшие на тумбочке. Четыре часа утра… Какой ужас…
— Открой! — повторила Вера Платоновна.
— Боюсь, — откровенно признался Пятаков и накрылся с головой одеялом.
Она сдернула с него одеяло, окинула презрительным взглядом.
— Боишься? Тогда я открою, я, женщина…
Она вскочила с кровати, накинула халат.
