…Когда-то, до войны, городской сад был излюбленным местом отдыха всех жителей города, молодых и старых.
Старые дубы и липы стояли по обеим сторонам аллей, рябых от солнца и листьев. В воскресные дни по реке сновали лодки, яхты, прогулочные катера, в самой середине реки островок был усеян купальщиками, из сада, с центральной эстрады, доносилась музыка: это играл духовой оркестр.
Теперь городской сад давно уже казался тихим, запущенным. Редко-редко мелькнет в безлюдной аллее одинокая фигура человека, мелькнет и скроется, и снова тишина, не нарушаемая ничем.
В один из теплых сентябрьских дней старый фотограф пришел в городской сад.
Направился в среднюю аллею, там на крайней скамейке, стоявшей почти у самого входа, нацарапал бритвой букву «П».
Огляделся по сторонам. Кругом было тихо, пустынно. Дорожки, некогда тщательно посыпанные красноватым песком, заросли травой, скамейки были некрашеные, иные валялись на земле кверху ножками, иных вообще не было: наверное, растащили на дрова.
Петр Петрович вспомнил: незадолго до войны он пришел сюда погулять, подышать свежим речным воздухом. Уже возвращаясь домой, встретил сына. Тот ехал на велосипеде: загорелый как бы овеянный речной свежестью. Увидел отца, замедлил ход, потом остановился:
«Домой?»
«Да. А ты куда?»
«Туда же».
Он спрыгнул с велосипеда, пошел рядом с отцом. Высокий, плечистый. Уже взрослый, не по годам возмужавший.
«Почему ты не любишь ездить на велосипеде?»
«Еще чего! — ответил отец. — Меня это не так увлекает как тебя».
Сын засмеялся:
«Давай научу!»
«Нет уж, уволь…»
Так они шли друг возле друга, изредка перекидываясь шутливыми словами.
Теплое весеннее солнце золотило русые волосы сына, обливало своим светом его широкие плечи, обтянутые белой трикотажной майкой.
Возле дома их встретил Джой. Бросился к ним, радостно запрыгал, положил лапы на плечи сына.
«Ну, как дела?» — спросил сын.
Когда это было? Да и было ли? Было ли так на самом деле?..
Петр Петрович медленно побрел домой. На углу повстречались два гитлеровских солдата. Стали напротив него.
— Кто такой, куда?
Потом один из них вгляделся, узнал фотографа:
— Это тот, кто снимает. Проходи…
Джой лежал на крыльце. Заслышав шаги Петра Петровича, подбежал к нему. Карие собачьи глаза преданно глядели на него.
— Только что говорить не умеешь, — сказал Петр Петрович. — А, правда, Джой? Или вдруг заговоришь как-нибудь?
В тот же вечер к нему снова пришел Вася.
— Привет. Я вам нужен?
Петр Петрович кивнул.
