— Сколько хочешь? — спросил старик.
— Сколько? — повторил Петр Петрович. — Не знаю.
Он и вправду не знал, не успел обдумать, сколько просить за костюм.
— А не знаешь, так и стой до утра, — бросил старик и пошел дальше, тяжело шагая разношенными сапогами.
Алла Степановна высоко подняла брови.
— Ну, друг мой, это уж никак не годится. Разве так можно? Сущий вы ребенок, честное слово!
— Не знаю, сколько просить, — виновато произнес Петр Петрович. — Как думаете, сколько?
— Что я могу думать? Это же ваша вещь!
Толстая, крепкая старуха, одетая в стеганый ватник, приблизилась к ним.
— Почем посуда?
Алла Степановна улыбнулась:
— Это редчайший сервиз, императорского завода, вы только посмотрите, какая работа!
Она приподняла одну чашку. Тонкий фарфор, казалось, светился.
— Сколько хочешь? Говори, — оборвала ее старуха.
Алла Степановна быстро заговорила:
— Поверьте, если бы не обстоятельства, понятные вам, я бы никогда с ним не рассталась. До войны мне давали за него пять тысяч, но я, право же, слышать даже не хотела!
Старуха презрительно скривила губы.
— До войны! До войны и ты чего-то там стоила, а теперь стоишь вон здесь кошкой драной и чашечки свои предлагаешь.
Черные глаза Аллы Степановны вспыхнули. Однако она сдержала себя.
— Я бы хотела пуд картошки. Это вас устроит?
Старуха ошеломленно уставилась на нее:
— Пуд?! Сдурела?
— А сколько же? — растерянно спросила Алла Степановна.
— Получай восемь фунтов и спасибо скажи. Это я уж так, по своей доброте…
«Не отдавай! — мысленно просил Петр Петрович. — Не надо! Не уступай этой толстой и злой бабе, не смей уступать!»
— Нет, — сказала Алла Степановна низким, грудным голосом, так когда-то она говорила на сцене. — Нет, идите дальше, ничего не выйдет.
Старуха засмеялась:
— И не надо, и со всем нашим удовольствием, подумаешь, невидаль какая…
Алла Степановна повернулась к Петру Петровичу. Губы ее дрожали.
— Как думаете, кто это? За что она меня ненавидит?
— Может быть, жена или мать какого-нибудь полицая или просто спекулянтка, сообразившая, что к чему…
— Да, возможно.
Давешний старик снова подошел к Петру Петровичу:
— Ну как, надумал?
— Надумал, — быстро ответил Петр Петрович. — Мешок картошки!
Старик внимательно посмотрел на него из-под кустистых бровей и, видимо, понял, что Петр Петрович ни за что не уступит.
— Ладно. Идем вон туда, у меня там картошка.
Он прошел к краю площади. Возле четырех мешков с картошкой стояла стриженая низкорослая девчонка.
Старик взял костюм, аккуратно сложил его, сунул девчонке:
