— До чего надоело стоять на одном месте, — отозвался сын.
Это было девятнадцатого июня. А снимок отец проявил уже после двадцать второго, когда Вадим ушел на фронт. Проявил, отпечатал, сам окантовал и повесил на стену.
Когда сын уходил на фронт, отец сказал ему:
— Жаль, что я так и не успел проявить твою карточку.
Сын засмеялся:
— Проявишь тогда, когда вернусь…
Петр Петрович хотел сказать, что портрет сына — это все, что у него осталось. Но, взглянув на Вадима, ничего не сказал. Ни к чему.
Они стояли на перроне возле длинного, нескончаемо длинного состава. Сын сказал:
— Все будет в порядке. Вот увидишь!
Потом он влез на площадку вагона и кричал оттуда отцу какие-то слова, которые отец не слышал. Кругом тоже кричали люди, плакали, целовались и опять кричали каждый о своем, и жаркое летнее солнце заливало перрон, и небо казалось раскаленным не только от солнца, но и от криков и плача, и все это, Петр Петрович знал, уже никогда не изгладится из его памяти.
Сын уехал. Петр Петрович отправился домой, медленно брел по дорожке, ведущей к крыльцу.
— Один я остался, совсем один, — громко произнес Петр Петрович.
Кто-то подбежал к нему, ткнулся в его ноги. Джой, верный пес, смотрел на него умными глазами, ласково помахивал хвостом.
— Я забыл про тебя, Джой, — сказал Петр Петрович. — Выходит, совсем я не один, а с тобой…
Пес лизнул его руку.
— Будем жить дальше. Верно, Джой?
Пес побежал впереди него, оглядываясь и словно бы улыбаясь ему.
Вадим когда-то принес маленького пушистого щенка: белая грудка, белый хвост, а сам черно-пегий.
«Как назовем его?» — спросил Вадим.
«Как хочешь».
Сын долго думал, потом решил:
«Назовем его Джой, хорошее имя. «Джой» — по-английски, кажется, «радость».
Он был дотошный, Вадим, любил все сам проверять. Где-то раздобыл словарь, нашел нужное слово.
«Так и есть: «радость». Пусть так и будет».
С тех пор Джой жил вместе с ними. Ему было уже никак не меньше пяти лет. Все окрестные ребята завидовали Вадиму, потому что ни у кого не было такой умной собаки.
«Джой, принеси газету!» — командовал Вадим, и пес послушно приносил газету.
«Джой, а где моя папка?..» «Джой, принеси варежки!..» «Джой, замри!»…
И Джой приносил папку, доставал варежки, замирал на месте. Он все умел, все понимал. И Вадим, улыбаясь, говорил:
— Еще недавно Джой был человеком…
Петр Петрович смотрел на Джоя и чувствовал: несмотря ни на что, у него стало теплее на сердце. Самую чуточку, а все же теплее, потому что он не один, с Джоем…
