Лилия Ивановна жила в нашем доме, в небольшой квартирке на первом этаже. Это была сухонькая невысокая женщина, может, чересчур говорливая, но зато ответственная и аккуратная.
— Добрый вечер! — громко поздоровался я, направляясь к лифту.
Нажал на кнопку, и лифт ожил, мягко загудел. Кабина поползла вниз.
— Лилия Ивановна, вы где?
Консьержка не ответила, и это было необычно. Дверь в каморку под лестницей была приоткрыта. Внутри было темно, но доносились какие-то звуки — не то тихий треск, не то поскребывание или хруст.
Ага, значит, она все же там, промелькнуло в голове. Может, со старушкой случилось что-то — сердечный приступ, например. Бедняжка упала и никак не встанет.
Двери лифта приглашающе разъехались в стороны, но я не стал заходить в кабину. Поставил чемодан и решил проверить, все ли в порядке с консьержкой.
— Лилия Ивановна, — снова позвал я. — Вам нужна помощь? Вы…
В этот момент дверь каморки резко распахнулась во всю ширь, с грохотом ударившись о стену. От неожиданности я застыл на месте.
В комнате было темно — и клубившаяся там тьма казалась плотной и липкой, как нефтяное пятно на поверхности воды. Будто смотришь не вглубь самой обычной комнатенки два на два метра, а в бездонную черную дыру или глубокий колодец.
И оттуда, из этой глубины, вдруг раздался голос.
— Вы к кому, молодой человек? — прошамкала Лилия Ивановна.
По инерции я сделал еще пару шагов к каморке. Двери лифта за моей спиной снова закрылись, но я этого почти не заметил, занятый происходящим.
— Это Вадим. Из сто пятнадцатой. С шестого этажа.
— Шестого? Очень хорошо!
Я отвечал механически, мысли бешено крутились в голове. Нет, страха я пока не испытывал — он пришел потом. Сначала было, скорее, недоумение. Лилия Ивановна говорила не так, как всегда. Это словно была она, но вместе с тем кто-то другой.
Голосок у нее был, если так можно выразиться, девичий, высокий такой, но чуть надтреснутый. Сейчас же в нем звучала хрипота, и говорила она натужно, через силу, как будто в глотке застряло что-то, не давая дышать.
— Очень, очень хорошо, — снова повторила Лилия Ивановна, и тут мне пришла на ум картина: голодная собака урчит над костью. Жадность — вот что слышалось в этом изменившемся, каркающем голосе.
В моей голове кто-то проговорил: «Беги отсюда! Не стой, как идиот!»
Но я не успел.
В следующую секунду из приоткрытой двери высунулась нога, обутая в старомодные коричневые туфли с тупым носком, на низком квадратном каблуке. Следом показалась вторая.
