— Какому приятелю?
— Твоему напарнику — как его? Власик, кажется?
— Алекс Власик. Это один из моих напарников. А другой — Пол Стинсон.
— Стинсон? Это тот, у которого белая подруга, да?
Коэн кивнул, улавливая насмешку в нарочитом растягивании слов.
— Ну и как он переносит здешний холод?
— Лучше, чем мы с вами. — Коэн посмотрел на открытую дверь. — По-моему, мы не те, кто вам нужен.
— Мы ошиблись. — Стил вышел стряхнуть пепел. — Мы не учли, что вы работаете втроем. В таком случае Стинсону тоже надо идти.
— И ему пять?
Стил помедлил.
— Мы могли бы сойтись на двенадцати на троих. По четыре каждому.
— Подозрительно большие деньги.
— Мы с этого хорошо поимеем. Публикации фотографий, статей в журналах, книги, — Стил попыхивал сигарой.
В тот же вечер Коэн пришел в обнесенный стеной сад и постучал в резную дверь под сандаловыми деревьями. Пол дал ему рисовой водки и тибетского хаша. Ким, сидя на подушках за козлоногим столиком, вязала свитер для своей племянницы в Орегоне.
— Как мне здешние холода? — Пол усмехнулся. — А кто этот парень?
— Техасец, — улыбнулся Коэн.
Когда они обсуждали это следующим утром в Глобе, Алекс выразился более определенно:
— Не нравится мне этот сукин сын.
— Который из них?
— Оба. — Алекс поднес ко рту кусочек ранго. — Но четыре куска мне бы не помешали.
— Я тоже не богат, — рассмеялся Пол.
Облизав пальцы, Алекс расправил лацканы своего домотканого шерпского жилета.
— Весь секрет в том, как лучше распорядиться богатством.
— Тогда я за то, чтобы мы согласились, — сказал Пол. — Чтобы мне тоже было чем распорядиться.
* * *
Коэн дрожал. Сырость расползалась вверх по горам; спина, колени и ноги замерзли. Звук шаркающих шагов, доносясь откуда-то с востока, становился все слышнее. Показался силуэт носильщика, согнувшегося под ношей. С рассветом их становилось больше, с тугими повязками у самых бровей, с поклажей, возвышающейся над головами.
До восхода кроме носильщиков и нескольких женщин, торопившихся на соседние рисовые поля, больше никто не проходил. Он соскреб ногтем засохшую на ранах кровь, встал, размял ноющие ноги и, спустившись на тропу, пустился бежать. Разогревшись, он побежал быстрее, представляя, как каждый из тех, мимо кого он пробегал, будет описывать его позже тибетцам, преследовавшим его на лошадях: «Хоу, один босой сагиб бежал на восток».
День выдался жарким, струйки пота, стекая, проделывали бороздки в грязи, прилипшей к груди. Он то и дело перебегал с тропки на тропку, выбирая наименее хоженные и стараясь сбить с толку тех немногих непальцев, которые кричали ему: «Ката джанахунча?» — «Куда направляешься?» — бросая им на ходу: «Индияма джанчу».
