Потом к нам подошел мужчина в длинном халате и сказал, что он доктор Гольдшмидт. Выглядел он совсем обыкновенным. На мой взгляд, дряхлый старик, и только. Ну, совсем такой, как все. Он сказал маме, что ждал нас, а потом поглядел на меня:
— Я про тебя слышал.
Я обернулся к маме:
— Чего он про меня слышал?
Он сказал, что слышал, как я упрямлюсь, и вышел, чтобы самому посмотреть. Потом заговорил с мамой, не глядя на меня. Но при этом ласково трепал меня по голове. Это произвело на меня большое впечатление. Кожа у него была мягкая, и от его прикосновения становилось тепло.
— Идемте со мной, сказал он, отвел нас в комнатушку наверху и распорядился: — Разденься. — А когда я не шевельнулся, он повторил: — Будь добр, разденься.
Я стоял, как вкопанный. Он задрал мою рубашку, и мне стало холодно, но я ему не помешал. Он прижал ухо к моей груди.
— Что произошло во дворе? — спросил он.
Я объяснил, что дело в моем имени.
— А твое имя?
— Израэль. Но тетка хотела изменить его на Шию. У нас на улице есть один настоящий идиот, вот его так и зовут. Надо мной все будут смеяться.
Доктор сказал:
— Но и у нас трудность, потому что двух наших мальчиков уже зовут Израэль. Если один из них совершит нехороший поступок, как мы узнаем, кто это был?
— Пусть он будет Сами, — вмешалась мама.
— Ему это не понравится. — Тут доктор повернулся ко мне. — А если ты здесь будешь Сташиком?
Это мне, по правде говоря, понравилось. Имя святого!
— Чтоб мне и такое имя? — сказал я.
— Да, тебе.
И он сразу стал моим лучшим другом. Я согласился, чтоб мама ушла.
— Что еще там случилось? — спросил он.
Я рассказал ему про волосы.
— Тут все ребята с волосами. А мне почему нельзя?
— Хочешь оставить волосы, оставляй, — ответил он. — Только потом не прибегай ко мне жаловаться.
— А чего жаловаться-то?
— Ты будешь не похож на остальных новичков. Тебя прозовут «Козел Сташ» или «Петух Сташ». Но ко мне с этим не приходи.
Я онемел.
Он достал из кармана леденец и протянул мне. Мне не хотелось его брать. Я волновался. Я боялся и занервничал.
— А где тут цирюльня? — спросил я подозрительно.
— А зачем тебе цирюльня? — весело поддразнил он.
Так, значит, он цирюльник, решил я.
— Ладно, состригайте, — сказал я.
— Садись, — велел он.
Потом достал машинку, и через минуту я простился с моими волосами.
Расставание с волосами при поступлении было много тяжелее для девочек, особенно с длинными красивыми косами, но стрижка рассматривалась как необходимая гигиеническая мера, чтобы в приют не попали вши, разносчики тифа. Однако если потом остриженные дети следили за своей чистотой, им разрешалось отрастить волосы заново.
