. В конце встречи с обоими дипломатами президент сказал: «Как я вижу, вы предложили мне от имени своих правительств определенного рода ультиматум. То, что ваши страны делают в отношении моей страны, единственный случай в истории»
[96].
По воспоминаниям Бенеша, он провел страшную ночь, размышляя о своей ответственности за принятие решения и о возможных альтернативах. Прежде всего, о возможности отвергнуть ультиматум и начать войну с Германией: «мы были в целом к ней в военном отношении, как и Германия, готовы. Но что будет, если мы вынуждены будем вести эту войну в одиночку? Я взвесил все.». Что касается Англии и Франции, то они уже заявили о своей «незаинтересованности» в судьбе Чехословакии в случае ее военного конфликта с Гитлером. Что касается России, то Бенешу, по его словам, «в тот момент не были достаточно ясны ее будущие практические действия [Выделено мной. — В. М.], но то, что она будет в принципе с нами, мне было определенно ясно». Относительно двух соседей Чехословакии — Венгрии и Польши — у Бенеша не было «больших сомнений»: «Венгрия уже тогда находилась в полном сговоре с Германией против нас.»; Польша также открыто выступала против Чехословакии.
«Вывод из размышлений, — как пишет Бенеш, — был печален: мы вели бы войну в изоляции, вторжение в нашу страну трех наших ближайших соседей, смерть и уничтожение сотен тысяч наших людей, ра‑56
зорение страны и гибель государства. Одновременно я предполагал и определенно считался с решительным отказом всех этих государств не допустить помощи нам со стороны советской России, и, в конце концов, общее выступление против нее и попытка ее уничтожения, если она все же решится прийти к нам на помощь. В данной европейской ситуации я не мог исключать, что реакционные западные круги в этом случае попытались бы содействовать борьбе “не на жизнь, а на смерть нацизма против большевизма”, и даже, возможно, и помогли бы Германии [в войне] против России. Могу ли я в этом случае рисковать? Это был постоянно встающий передо мной, приводящий в отчаяние и решающий вопрос».
При этом, по словам Бенеша, он был уверен, что Гитлер не будет удовлетворен достигнутым «и пойдет дальше, вплоть до европейской войны». Из всех размышлений следовало: «Мы должны своей умеренностью доказать, что республика, поступая легкомысленно, не хочет лишь из–за части своей территории вовлечь Европу во вторую великую европейскую войну, что не хочет, чтобы только из–за нее Европа была залита кровью и разорена». Бенеш надеялся убедить в этом западные державы и привлечь их на свою сторону в предстоящей схватке с Германией. Эта надежда, как он пишет, не покидала его до самого последнего момента, когда он узнал о совещании в Мюнхене
