На седьмой день, измученный скитаниями детский организм, случайно зацепился за некоторую схожесть небольшой поляны, с той, что была в лесу, возле деревни моей бабушки. Я настолько поверил, что это именно та самая поляна, что смело пошел к знакомым местам. Вскоре, я учуял дым печных труб, запомнившийся мне с детства, крик петухов. А там и деревня показалась. Сломя голову бросился к дому своей бабушки. Она, увидев меня, в рваной одежде, расцарапанного, со следами крови, чуть не лишилась чувств. После переговоров по телефону с матерью выяснилось, что я должен быть в Сибири, вместе с отцом. Но я реально был за тысячи километров от того места. Мать тут же приехала к бабушке, расспросили меня обо всем, хотели не поверить. Чуть не отвезли в больницу. Тут пришла телефонограмма от отца, что я пропал, и ведутся поиски. Мать отправила обратно, что я нашелся. Когда приехал отец, и картина начала складываться, оставался пробел — как я смог отмахать тысячи километров за неделю. Родители сошлись на том, что меня все-таки кто-то довез, но я боюсь об этом рассказать. По врачам меня водили, искали детскую психологическую травму. Не нашли. Но меня самого те события напугали так, что я до совершеннолетия старался не вспоминать о них. Но потом, осмелев, и поняв, что это совершенно уникальный случай, решил повторить. Получилось. Так вот я живу теперь. — Владимир пнул выкатившийся уголек, назад в костер. Ночь опустилась на землю полностью. Стрекотали сверчки, ночные птицы кричали на разные лады.
— В тебе такая способность с детства была, видимо. Сильное воображение, материализующее мысль. У меня никогда, кроме запасов на зиму дальше не воображалось. А с тобой, вообще свелось на нет. Ты меня разбаловал, у меня все есть, чего не вообрази.
— Я тоже никогда не нуждался, но вот получилось как-то. — Отец подошел к котелку, накрыл его крышкой, снял с костра и слил воду. Затем, открыл банку тушенки и выложил содержимое в котелок. Вокруг запахло съестным.
— Расскажи, что ты чувствуешь, когда понимаешь, что переходишь в другой мир? — Петру конечно же, очень хотелось обрести самостоятельность.
— Я называю это — принюхаться. Это как будто подойти к слегка приоткрытой двери, за которой готовится еда. На той стороне, где ты стоишь — один запах, а по ту сторону совсем другой. И тебе решать, открыть эту дверь или нет. Но я сам выбираю, что я хочу унюхать. Я воображаю это самостоятельно, или вспоминаю что-то конкретное, например свой дом, чтобы вернуться. Пожалуй, это самое понятное объяснение, но оно может подходить только для меня. Тебе, возможно, будет понятнее, если ты будешь присматриваться, или прислушиваться.
