— Ах, если б Пегий не был онго!.. Боги рассердились, особенно бог лошадей! Вот и послали они шудхэров к дому табунщика… Но ты не тревожься, спи спокойно. Я подсказал Сэсэг, что сделать, боги остались довольны… Спи себе!
— Не мог быть Пегий священным конем, — угрюмо возразил Балта. — Мы бы знали…
— А ты что — больше богов знаешь?!
Балта увидел, что шамана затрясло, будто в лихорадке, вспучились глаза у него, изо рта по подбородку слюна побежала… Он задрал голову к небу — к богам, наверно, обращался.
— Боги, конечно, знают больше меня, — пробормотал Балта, взял ружье и пошел прочь.
Он был очень недоволен собой: «Шаман Дардай мне не нравится… Так ведь и сам я кому-то не нравлюсь. А если он впрямь большой святой — мне не простится…»
Рано утром, толком не разомкнув век, Ардан почувствовал, что его омывают легкие и ласковые голубые волны. Все внутри дома плавало в голубом. Даже у матери, склонившейся над плитой, волосы, выбившиеся из-под платочка, казались золотисто-синими. Яркая и мягкая голубизна лилась через окна, с высокого неба… Сколько ее, а!
Стремглав выскочил во двор, а с голубой высоты — радостные трели. Будто серебряные колокольчики кто-то подвесил там… Это жаворонки, значит, прилетели!
Здравствуйте, птицы, здравствуй, весна!
Солнце высоко, а под ногами все равно сыро, ледок за ночь не подобрал луж, уже не хватает у мороза силенок…
На сердце было ощущение близкого праздника. И если не праздник впереди, то все равно что-то хорошее…
Мать после завтрака сказали:
— Сбегай-ка, сынок, к дедушке Балте. Успеешь?
— Успею. А зачем?
— Мешок возьми. Обещал он косточек дать. Шкуры большие, толстые, много жиру потребуется…
— Хорошо, мам.
Ардану не нужно было объяснять, зачем матери понадобились косточки барашков да телят… Их собирает и храпит не только дедушка Балта — во многих домах так поступают, во всяком случае, поступали раньше, до войны, когда мужчины были на месте…
Из костей вытапливают костный жир, необходимый при выделке кожи.
Косточки — каждую — разбивают молотком и долго кипятят в большом котле. Появляющийся на поверхности жир снимают ложкой — кипятят час, два, три, до тех пор, пока нечего станет снимать, пока все из костей не будет выварено. Этот жир пойдет на пропитку шкур.
Выбежал Ардан на улицу, зажав пустой мешок под мышкой, — и снова в волшебном голубом сиянии неумолчная песня жаворонков! Но как ни всматривался в небесную высь — звонкоголосых певцов не увидел. Это песня у них сильная, на весь свет, а сами они, кто знает, — крошки, неказистые видом; воробьи — и те больше бывают… Да воробьи лишь чирикают, а жаворонки — поют. Как в человеческой жизни: у каждого свое. Неприметный, глядишь, человек, а в делах всех за пояс заткнет. Если ж, наоборот, Яабагшана взять — он дуется, будто пузырь, требует, чтоб все вокруг повиновались, столько шума да крика от него, однако что-то не видно пользы от его председательской работы. Жеребых кобылиц на сторону сплавил, вроде б, по слухам, из неприкосновенного семенного фонда зерно брал… Вот как председательствует!
